Несмотря на устойчивый интерес научной аудитории к жизни и творчеству дагестанских ученых-богословов прошлых столетий и серьезные изыскания в этой области, в изучении биографий алимов и их письменного наследия имеются существенные лакуны. Особую ценность в заполнении пробелов имеют исследования, проведенные в начале XX в. учеными-богословами Шу‘айбом ал-Багини (1857–1912), Назиром ад-Дургили (1891–1935) и ‘Али ал-Гумуки (Каяев, 1878–1943), выразившиеся в их арабоязычных трудах в жанрах «табакат» и «тараджим». Это соответственно: «Табакат ал-Хваджакан ан-накшбандийа ва садат маша’их ал-Халидийа ал-Махмудийа» («Поколения накшбандийских наставников и шайхов братства Хадилидийа-Махмудийа»); «Нузхат ал-азхан фи тараджим ‘улама’и Дагистан» («Услада умов в биографиях дагестанских ученых»); «Тараджим ‘улама’и Дагистан» («Биографии дагестанских ученых-богословов») [6, с. 88–91]. Они имеют широкий хронологический охват – X–XX вв., написаны известными специалистами в области исламской теологии и наук, имевших распространение в Дагестане.
ʻАли ал-Гумуки (Каяев, 1878–1943) – автор двух связанных друг с другом биографических трудов. Первый из них «Тераджим-и улема’и Дагыстан» («Биографии дагестанских ученых-алимов») написан на турецко-османском языке. В настоящее время известны два списка этого сочинения, отличающиеся количеством статей и объемом информации в части из них. Биографии в них структурированы в хронологическом порядке, начиная с дербентских ученых XI в., завершая учеными XIX в. [11, л. 5–6].
Второй труд создавался ал-Гумуки на арабском языке. Он состоит из текста, написанного на 150 страницах, и многочисленных вкладок в виде оригиналов документов и их копий, которые служили источником информации для автора. ʻАли ал-Гумуки стремится придерживаться хронологического принципа, но структуры работа не имеет, как и басмалы и хамдалы, и, по сути, она является незавершенной. Исследователи используют для обозначения условное название «Тараджим улама’и Дагистан» («Биографии дагестанских ученых-богословов»). Некоторая информация, содержащаяся в тексте, позволяет предположить, что автор все еще работал над этим сочинением в 30-х гг. [6, с. 92]. Между тем ʻАли ал-Гумуки внес значительный вклад в изучение жизненного пути и творчества дагестанских ученых-богословов. Работу отличает научный подход. Исследователь пользуется комплексом источников (письменные, эпиграфика, устные), интерпретирует их. Преимущество труда также в том, что автор анализирует творчество дагестанских ученых-богословов [7].
В сочинении приводятся научные биографии более чем двух сотен известных дагестанских богословов, в числе которых и идеологические противники Шамиля. Начало противостояния относится к периоду деятельности имама Гази-Мухаммада. Как пишет ʻАли ал-Гумуки (Каяев): «Гордая душа Гази-Мухаммада отказалась терпеть все эти пороки, он понял, что простыми назиданиями, наставлениями, а также составлением книг не принесет никакой пользы. Тогда он решительно обнажил меч, чтобы уберечь [все еще независимых из числа] рабов Аллаха от неверия, притеснений и нечестия, чтобы спасти свою родину и города от власти врагов, освободить [тех, которые оказались во власти неверных]. Он стал искать для достижения этих высоких целей наикратчайший и приемлемый способ, и не нашел лучший, чем путь шариатского имамата. Тогда он призвал обладателей влияния в обществе (ахл ал-хилли ва ал-ʻакд)[1] из числа истинных (садик) мусульман выбрать шариатского имама, чтобы очистить города от пороков и освободить их из под власти врага. Те [в свою очередь] откликнулись с радостью, с почтением ответили на призыв Гази-Мухаммада, выбрали именно его для этой важной миссии, для которой в это время не было более достойного. Он взялся за дело и принялся призывать людей к религии, шариату и борьбе против неверных, защищая религию и свою страну» [14, с. 146–147].
Гази-Мухаммад был объявлен имамом Дагестана. В соответствии с концепцией сторонников имамата всем мусульманам региона следовало признать власть имама, присоединиться к джихаду, не подчинившиеся признавались отступниками (бугат), их «жизнь и имущество объявлялись дозволенными» с точки зрения шариата. Не все представители дагестанского богословского сообщества приняли данную концепцию, находя составляющие ее правовые заключения не соответствующими шариату. С переходом Гази-Мухаммада к активным действиям наметилось идеологическое противостояние, выразившееся в написании сочинений с критикой доктрины имамата в контексте действия ее во времени, пространстве и по кругу лиц, оспариванием всяких правовых заключений, которыми руководствовался имам в осуществлении своих полномочий. Полемика продолжалась вплоть до завершения Кавказской войны, особенно активизировавшись в период имамата Шамиля, когда и были созданы наиболее примечательные образцы трудов по данному вопросу[2]. Его главными критиками стали ученые-богословы Йусуф ал-Йахсави, Мамма-Киши ал-Индирави, Мирза-ʻАли ал-Ахти и Аййуб ал-Джунгути, чьи биографии в изложении ʻАли ал-Гумуки (Каяева) мы и переводим с арабского на русский язык, снабдив комментариями.
Перевод текста
/С. 87/ ал-хаджж Йусуф ал-Йахсави[3].
Выдающийся ученый, кадий, ал-хаджж Йусуф б. ал-хаджж Муса[4], предки которого были горцами, ставшими аксайцами[5]. Он был крупным ученым своего времени в области арабского языка и литературы, а также во всех отраслях шариатских наук. Особенно в праве (фикх) и его основах[6]. У него есть отдельные заключения и фетвы по правовым [вопросам]. Некоторые из них был раскритикованы горскими учеными, как например Мухаммад-Тахиром ал-Карахи и Уʼти-Хаджжи[7] ал-Гумуки. Между ними по этому поводу произошел диспут, продолжавшийся очень долго[8]. Понося их, Йусуф сочинил одну касыду, где среди прочего сказано: «Их Петры (Бутрус)[9] – ал-Карахи, а затем и ал-Гумуки, подобны обезьянам, привязанным к верблюдам»[10].
Он знал медицину и лечил, aно неизвестно, у кого он этому обучалсяb[11]. Арабские науки он изучал у Беццав[12] Исупа, т.е. Йусуфа слепого (ал-Аʻма) ал-Митлилти[13]. Основам права он обучался у Дайит-бека ал-Гугутли[14], а фикху и остальным наукам у Саʻида ал-Харакани[15].
Ал-Йахсави был выдающимся литератором. Сочинял письма и красноречивые касыды.
Кадий Йусуф был плохого мнения о трех дагестанских имамах – Гази-Мухаммаде, Хамзате и Шамиле, считая их заблудшими людьми, сеющими раздор на земле. Он был один из самых ожесточенных их противников и из числа тех, кто отваживал от них людей. Он выступал в пользу подчинения русским и проявления покорности им.
У Йусуфа есть касыда, в которой он поносит имамов и начинается она словами:
«Вы лжете, утверждая, что любите благочестивых. Заблуждение ваше абсолютно. Вы не имеете [представления] о богобоязненности. Сбил вас [с пути] иблис и блудный сатана (шайтан). Одеяние ваше соткано из коварства. …
[Гази-Мухаммад] напал на Саʻида, последний же [благочестивый] раб Божий. Не имея права, раздавал его книги своей правой рукой. О, как он принизил драгоценные знания! Не погубили ли они (имамы – авт.) вероломно и преступно Нур-Мухаммада при исполнении полуденной молитвы, когда он произносил слова исповедания веры?! И Булача бросил он в реку преступно, ребенка, который призывал на помощь Пророка. И [что сделали] с [их[ матерью, зарезанной среди львов?! ...»[16].
Самая известная его касыда та, где он поносит имама Шамиля, злорадствуя по поводу его пленения и по поводу того, что он попал в руки к русским. Йусуф перешел там все границы и сказал в касыде то, что не подобает простому невежде, не говоря уже о достойном ученом, подобном ему. [Начинается эта касыда так]: с«Достоинства Шамиля стали прахом, хотя они и поставили его имамом...»d[17].
Многие горские ученые выступили против него по этому поводу. Среди них поэт Хаджжи-Мухаммад б. ал-хаджж ʻАбд ар-Рахман ас-Сугури, [который] достойно ответил ему. Также [ответил] поэт Махмуд ал-Хухали[18] по прозвищу Мама. И последний из них имам Наджм ад-Дин ал-Хуци (Гоцинский – авт.). Однако Йусуф не составил сочинение в опровержение [имамства] Шамиля и его предшественников[19], как это сделали Мамма-Киши ал-Индирави и ал-кади Аййуб[20] ал-Джунгути. Он просто ограничился устными словами и касыдами. Затем, однако, он пожелал уточнить свое мнение и написал муфтию Мекки, когда посетил ее. Он просил фетвы (истифтаʼ) у последнего на счет [шариатской оценки] собственных действий Йусуфа, деяний Шамиля и eнеобходимости хиджры по повелению имама. Он также рассказал, что если он и подобные ему совершат хиджру, то их дети, жены и имущество останутся в руках неверных. Но вместе с этим он написал, что непременно совершит хиджру, если это будет предписанием, т.к. спасение души от ада предпочтительнее для него, чем спасение семьи из под власти неверныхf[21]. Йусуф предполагал, что муфтий Мекки будет согласен с его мнением, издаст фетву, которая [соответствует] его желанию, но случилось иначе[22]. Пришла фетва, которая противоречила его мнению и предписывала подчиниться имаму всему населению Дагестана и обязывала всех совершить к нему хиджру, если он прикажет. Однако Йусуф не изменил своего мнения, настаивал на нем, продолжая проявлять свое злорадство и после завершения усилий Шамиля и попадания его в руки к русским. Понося его, он составил ту упомянутую [выше] касыду. /С. 88/ Мне рассказал Ахмад-бек ал-Йахсави, затем ал-Мисри[23], один из потомков аксаевских правителей, что когда русские пленили имама Шамиля и повезли его в Россию, люди толпились по обе стороны его пути, чтобы посмотреть на него и удостоиться его лицезрением. Когда он входил в селение, жители поднимались на крыши домов, располагавшихся по обе стороны улицы по которой он проезжал. Когда он прибыл в Аксай и проезжал по улице, где располагался дом кадия Йусуфа, люди также поднялись на крыши домов по обе ее стороны. К кадию Йусуфу зашел некто, чтобы рассказать о прибытии Шамиля или о том, что он проходит рядом с его домом. В это время кадий сидел в своей комнате напротив окошка, открытого в сторону дороги, повернувшись лицом к ней. Как только он услышал «новость», Йусуф отвернулся в противоположную сторону, обратившись спиной к окну, для того чтобы его взгляд даже случайно не упал на имама Шамиля[24].
gИз его сочинений, как об этом рассказал мне его внук ʻАбд ал-ʻАзим, сын Крим-Султана:
«ал-Фарида ар-Рабанийа фи шарх ал-ʻАкида аш-Шайбанийа»;
«ал-Бахджа ас-Суфийа ли ал-Мунаджа ал-Йусуфийа»;
«Даваʼ ал-Калб ал-Музабзиб фи шарх ан-Нусах ал-Мухазаб»;
«Тухфа ал-Карар ʻала Кузи-Малла ал-Гарар»;
«Тухфа ал-Вурас шарх Афдал ал-Мирас»;
«ал-Ифсах фи Масʼала ан-Никахh[25]».
/С. 89/ Мамма-Киши ал-Индирави[26].
Это кадий Мухаммад б. (…)[27] по прозвищу Мамма-Киши, житель равнинного селения Эндирей[28]. Он был одним из друзей шайха Джамал ад-Дина ал-Гумуки[29], и тех, кто испытывал к нему симпатию, [а также] других последователей тариката и тасаввуфа. У него есть касыда, посвященная цепи духовной преемственности (силсила) шайхов накбандийского тариката, являющаяся продолжением касыды шайха Джамал ад-Дина. Вместе с тем он был злейшим врагом первого имама Гази-Мухаммада и самым отчаянным его противником. Он попал к нему в плен и некоторое время находился в его власти. Затем спасся оттуда бегством[30]. Я видел большую книгу в опровержении [легитимности] имама, которую он назвал (…)[31]. В ней он перечисляет пороки имама и рассказывает о том, что он переходит в своих действиях рамки шариата. Из числа того, что он рассказывает следующее: (…)[32].
Ему ответил поэт Идрис-афанди – его односельчанин словами: (…)[33].
Мирза-ʻАли ал-Ахти.
Это выдающийся ученый Мирза-ʻАли ал-Ахти. Его нисба[34] восходит к [названию] селения Ахты[35] – центра области (нахийа) Самур, его столице как прежде, так и сейчас. Мирза-ʻАли был из тех, кто сочетал знания в «традиционных» и «прикладных» [науках][36]. Он был сведущ в арабском языке и литературе, а также математике (рийадийа), астрономии (хайʼа), науке определения времени (микат)[37], философии и логике (мантик). Он использовал различные научные приборы, такие как астролябия, синус-квадрант, альмукантарат, и учил их использованию свих учеников.
Он обучался наукам у трех Саидов (ас-Суʻадаʼ ас-саласа) – Саʻида аш-Шинази, Саʻида ал-Хачмази и Саʻида ал-Харакани[38]. Мирза-ʻАли владел тремя языками – турецким, фарси и арабским, и сочинял стихи на всех из них. Он автор многочисленных стихов и касыд на различную тематику. Однако его стихи на арабском слабоваты. Из их числа касыды, где он восхваляет амира Сурхай-хана[39] и его сыновей. Они обернулись ему бедой. Амир Аслан-хан[40], который стал правителем после Сурхай-хана, жестоко наказал его, бросив прямо в одежде в зимний день в колодец с ледяной водой. [Ему принадлежит] касыда, в которой он уподобляется касыде Мухаммада ад-Дарира[41] ал-Гумуки, посвященная восхвалению рода пророка (ахл ал-байт). Он составил ее по просьбе Нух-бека[42], сына Сурхай-хана. Есть также другая касыда составленная им в пику касыде, которую приписывали шайху Бахаʼ ад-Дину ал-ʻАмили, где последний поносит халифов[43] Абу-Бакра и ʻУмара. Мирза-ʻАли ал-Ахти опровергает, что нельзя сочетать любовь к ним с любовью к ʻАли. Он написал [в ответ]: «Я люблю ʻАли – повелителя правоверных, но не согласен с тем, чтобы поносили Абу-Бакра и ʻУмара»[44].
В числе его произведений есть касыда, в которой он жалуется на те лишения и невзгоды, которые ему пришлось претерпеть в заточении у имама Шамиля. iОна начинается так: «…»j[45]. Мирза-ʻАли был пленен во время нападения Шамиля на Ахтынскую крепость в 1264 г.[46] [Последний] забрал его с собой и заточил в тюрьму, kгде он оставался примерно годl[47]. Затем он был освобожден вместе с несколькими пленными русскими, которые находились у имама[48].
mВ числе его произведений есть касыда, которую он сочинил после спасения от имама Шамиля. В ней он рассказывает о том, что он испытал, будучи в плену у Шамиля и его последователей, о тех притеснениях и лишениях, а также устрашении его и издевательствах, которые ему пришлось претерпеть. Начинается эта касыда: «И начали узурпаторы притеснять меня…». Кроме касыд я не встречал научных заключений или какого-либо другого сочинения написанного имn[49].
Он также сочинил касыду, где он восхвалял Мухаммад-Мирза-хана[50], сына Аслан-хана. Ал-хаджж Йусуф, более известный как ал-Мисри, – инженер имама Шамиля, предположил, что она написана восхваляя русского генерала Головина[51]. Мирза-ʻАли написал ему, порицая его за это обвинение. По этой причине между ними произошел большой спор. В итоге ал-хаджж Йусуф все-таки признал, что он был не прав[52]. В целом у него очень много стихов, большинство из которых он объединил в диван. Однако если не все, то большинство из них слабые и никчемные[53].
Кадий Мирза-ʻАли умер в 1275 году[54] когда ему исполнилось 90 лет или даже больше.
/С. 91/ ал-кади Аййуб ал-Джунгути[55].
Нисба его относится к селению Верхний Дженгутай Буйнакского района (нахийа)[56]. Он обучался знаниям у двух выдающихся правоведов – Саʻида ал-Харакани и Мухаммад-Мирзы ал-ʻАймаки. Аййуб был устанавливающим истины правоведом и достойным литератором; возглавлял суд Нижнего Дженгутая, где он обосновался, работая кадием и преподавателем. У него есть несколько правовых заключений и фетв.
В этот период в Дагестане появился тарикат через одного из ученых области (нахийа) Кюра Мухаммада-афанди ал-Йараги. От него тарикат получил шайх Джамал ад-Дин ал-Гумуки. Последний, подобно своему шайху, также начал призывать к нему людей, рассылая письма товарищам и ученым эпохи, расписывая красоту суфизма. Кадий Аййуб был из числа тех, которому он написал такое письмо. Вот это письмо: (…)[57].
Однако я не нашел ответа. Но ясно, что он не внял его призыву и не взял от него тарикат[58].
После этого появился имамат и Гази-Мухаммад ал-Гимрави, затем Хамзат ал-Хуцали, а затем Шамиль ал-Гимрави. Они утверждали, что являются шариатскими имамами (ал-имам аш-шарʻийа) и стали призывать людей к [жизни] по законам шариата. Они считали неверными (кафир) тех, кто не ответил на их призыв, и воевали с ними подобно как с неверными, считая дозволенными их кровь, имущество и женщин[59].
Тогда ал-кади Аййуб выступил, опровергая все это, отрицая их путь и ту войну, которую они вели, считая их из числа порочных людей, которые вознамерились возвыситься на этой земле, сея порок. Он горячо порицал то, что они считали дозволенными кровь мусульман их имущество, и метал по этому поводу гром и молнии.
Он составил по этому вопросу книгу, которую назвал «ас-Саваʻик ал-Илахийа ли Ихрак ал-ахл ат-Тарика аш-шайтанийа»[60] («Божественные молнии для сожжения последователей пути сатаны»). /С. 92/ Благодаря [написанию этого сочинения] возвысился его авторитет среди русских и почтение к нему среди их союзников, и он стал их весьма доверенным лицом. Русское государство тем самым желало обмануть безграмотных из числа жителей Дагестана, внушить им, что оно (государство – авт.) помогает исламской религии и оберегает ее знания и культуру, не является ее врагом, как то утверждают имам Шамиль и его последователи. Они желали перетянуть дагестанцев на свою сторону и сделать своими помощниками. В городе Дербенте государством было построено медресе (мадраса ʻилмийа)[61]. Они объявили, что эта школа построена для обучения детей тех мусульман Дагестана, которые следуют за русскими, чтобы привить им культуру ислама и распространить арабские науки среди них. Кадий Аййуб возглавил эту школу и обучение в ней. Он оставил дженгутайский суд и переехал в Дербент, где начал управлять медресе собственноручно. Он осел там, обучая тех, кто к нему приходил из числа студентов. Аййуб составил и отправил письма правителям, старшинам и остальным жителям тех селений, которые были в подчинении русских. В посланиях он призывал получать знания и обучаться наукам. Он рассказывал им о достоинстве знаний, пользе их получения, призывал отправлять своих детей к нему для обучения исламской религии, воспитания их в ее духе, изучения арабских наук и литературы. Многие из них ответили на его призыв и отправляли к нему своих детей, так что вокруг него собралось большое их количество. В числе тех, кому он адресовал свои письма, был амир Агалар-хан[62] – правитель округа (нахийа) Гази-Гумук. Он также ответил на его призыв и отправил своего сына Джаʻфара[63] к нему.
Вот это письмо, я привожу его из-за исторической ценности: (…)[64].
Исследование осуществлено при поддержке гранта РГНФ (№ 12-31-01221).
Рецензенты:
Закарьяев З.Ш., д.и.н., профессор кафедры арабской филологии Дагестанского государственного университета, г. Махачкала;
Магомедов Н.А., д.и.н., заведующий отделом древней и средневековой истории Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской академии наук, г. Махачкала.
Работа поступила в редакцию 11.04.2014.
[2] Научных трудов, посвященных изучению богословской полемики относительно имамата, мало. Наиболее интересный из них – «Шариатский дискурс имамата в Дагестане первой половины XIX в.» европейского исследователя М. Кемпера [См.: 4].
[3] Из с. Аксай (на кумыкском яз.: Яхсай).
[4] Деда Йусуфа звали Крим-Султан, причем, как и Йусуф, отец и дед носили почетную приставку ал-хаджж, т.е. совершившие обряд хаджа [9, с. 135].
[5] Поздняя приписка в тексте: «Мне рассказал его внук ʻАбд ал-ʻАзим, что его дед в четырнадцатом колене был выходцем из города Хунзах».
[6] Хасан ал-Алкадари считал, что Йусуф был слабее своих оппонентов в области фикха, в частности Мухаммад-Тахира ал-Карахи и Уʼти ал-Гумуки [1, л. 12].
[7] В сочинении Назира ад-Дургили, посвященном дагестанским богословам, данное редкое имя указано в оригинальном тексте как «Атал», затем зачеркнуто и исправлено на «Удди». Переводчики указали имя как «Атал» [9, с. 130, 177]. Более известен в арабоязычной литературе как ал-хаджж Уʼти ал-Газигумуки.
[8] Буквально: «длиннохвостый».
Некоторые отрывки из полемики переведены на русский язык М. Гайдарбековым [См.: 1, л. 24–29, 38, 42–46, 55, 64].
[9] Подразумеваются апостолы Иисуса.
[10] Их противостояние (причем в разных вопросах – никах, имам и др.), выразившееся в поэтической форме, известно. В диспуте, помимо ал-Йахсави, участвовали Мухаммад-Тахир ал-Карахи, ал-хаджж Уʼти ал-Газигумуки, Хаджжи-Мухаммад ас-Сугури, Мухаммад ал-Хухали (ал-Газигумуки) и его брат Махмуд (по прозвищу «Мама»). Исследователи по-разному оценивают итоги стихотворных баталий. Назир ад-Дургили пишет, что «Йусуф осмеял их положение, показав их место в науке» [9, с. 136], а ʻАли ал-Гумуки отмечает: «Некоторые из них сочинили, в пику сатирическим произведениям Йусуфа, ещё более прекрасные и ещё более обширные стихотворные произведения в защиту Шамиля» [11, л. 61]. В первом случае оценка относится к диспуту о «никах», во втором – легитимности имамата и личности имама. В стороне не осталось и последующее поколение дагестанских богословов-литераторов – Хасан ал-Алкадари в «Джираб ал-Мамнун» [9, с. 136] и Наджм ад-Дин ал-Хуци (Гоцинский) также ответили Йусуфу [5, с. 619; 9, с. 92].
Признавая литературный талант Йусуфа, ад-Дургили и ал-Гумуки (Каяев) резко порицали его политическую позицию, выражавшуюся в «обслуживании интересов завоевателей». Имеются сведения, что еще в 1818 г. ал-Йахсави выполнял поручения Махди-шамхала по заданию русских офицеров в Аварии [12, с. 91]. Также известно, что в 1249 г. х. (1833–34) Йусуф ал-Йахсави пребывал в должности кадия солдат-мусульман Кавказского конвоя гвардии в Санкт-Петербурге [1, л. 4–6]. Вернувшись в Дагестан, он остался на службе у русских, которые пытались использовать в своих целях его познания в области исламского права и иных наук. Российские официальные документы упоминают Йусуфа 1 февраля 1841 г. как прикомандированного к Кавказско-горскому полуэскадрону. Военные власти Северного Кавказа также использовали его знания арабского языка при подготовке переводов сводов обычного права для административных нужд [4, с. 111].
За службу Йусуф был щедро вознагражден. Ему принадлежало 2500 десятин земли с тремя хуторами. Часть из них (хутор Казакмурзаюрт) была жалована ему за критику Шамиля [1, л. 10].
[11] В тексте зачеркнуто: «Он обучался медицине у своего шейха Нур-Мухаммада ал-Авари, а шариатские науки…». Текст между литерами «a» и «b» является приписанным позднее. В османо-турецком варианте своего сочинения ʻАли ал-Гумуки (Каяев) указывает, что Йусуф в том числе обучался у Нур-Мухаммада ал-Авари [11, с. 60].
[12] «Беццав» в переводе с аварского языка означает слепой.
ʻАли ал-Гумуки использует для передачи несвойственных для арабского языка фонем буквы арабского алфавита с добавлением диакритических знаков (ʻаджам): «ژ» (ц) – «Беццав»; «چ» (ч) – «Булач»; «ڸ» (лъ) – «Гъогъолъ» (в русскоязычном тексте мы передаем данную фонему сочетанием букв «тл», наиболее близким по звучанию (ал-Гугутли)).
[13] Из селения Мехельта (на аварском: Мелъелт1а).
[14] Из селения Гоготль (на аварском: Гъогъолъ).
[15] Гайдарбеков указывает, что Йусуф обучался также у Хадбулава ал-Хахити [1, л. 2]
[16] Известная история о расправе над членами хунзахского ханского дома в 1834 г. Подробно описано многими исследователями, например А. Неверовским [См.: 10].
Подстрочный перевод части касыды осуществлен М. Гайдарбековым [См.: 1, л. 34–36].
[17] Начало касыды (отмечено нами между литерами «с» и «d») приписано на полях. С подстрочным переводом можно ознакомиться в труде М. Гайдарбекова [1, л. 66–67].
[18] Из Гуккала – одного из кварталов Кумуха. Полное имя: Махмуд (Мама) б. Мулла Максуд ал-Хухали ал-Газикумуки
[19] Ниже по тексту в позднем дополнении (см. между литерами «g» и «h») упоминается сочинение Йусуфа с критикой Гази-Мухаммада.
[20] Имя собственное в тексте, вопреки нормам арабского языка указано в форме Айуб.
[21] Текст между литерами «e» и «f» приписан cнизу в качестве сноски.
[22] Буквально: «остался пустым». Йусуф передал записанные вопросы, когда находился в Мекке для совершения обряда хаджа. Всего он его совершил трижды [1, л. 6].
[23] Т.е. переехавший в Египет (Миср).
[24] Об этом пишет также Хабиб-Аллах б. Мухаммад-Тахир ал-Карахи [1, л. 16]. Иная версия о якобы имевшей место встрече Шамиля и Йусуфа содержится в труде Назира ад-Дургили [9, с. 136–137].
ʻАли ал-Гумуки в версии своего сочинения на османо-турецком языке указал, что «Йусуф-кади умер в 1289 г.х.» [11, л. 61], что соответствует 1872–73 г. Йусуф похоронен в с. Казакмурзаюрт, которое находилось на территории современного Хасавюртовского района. Год рождения Юсуфа-кади указывается в литературе: 1210 г.х. (1795-96 г.) [1, л. 19].
[25] Название последнего сочинения Назир ад-Дургили передал иначе: «Ифсах фи раф‘ сабаб ас-саффах ‘ан ‘укуд ан-никах» [9, с. 136]. «Тухфа ал-Карар ʻала Кузи-Малла ал-Гарар» – сочинение с опровержением легитимности имама Гази-Мухаммада ал-Гимрави.
Текст, отмеченный нами между литерами «g» и «h», является приписанным позднее
[26] Из с. Эндирей (на кумыкском яз.: Эндирей)
[27] Пропуск в тексте.
[28] В молодости стал кадием данного населенного пункта и с небольшими перерывами являлся им вплоть до смерти [1, л. 331–332].
[29] Джамал ад-Дин ал-Гази-Гумуки (ум. 1866) – известный ученый-богослов, суфийский шейх, член Диван-хана имамата при Шамиле.
[30] По другой версии после занятия Эндирея Гази-Мухаммадом он попал в плен. Мамма-Киши был приведен к присяге, что больше не будет бороться против установления шариата, после чего отпущен. Но, освободившись, нарушил данное им слово [14, л. 14; 1, л. 333].
[31] Пропуск в тексте. Сочинение называется «ад-Дурр ал-Манзум фи кабаих ахл ал-фасад ал-маʻлум» («Нанизанные жемчужины о гнусностях известных возмутителей»). Впоследствии он написал комментарий на собственное сочинение под названием «ал-Джамиʻ ад-дурар ал-галийа ва ал-лаʻали ал-ʻалийа ва ал-фаваид аз-захира ва аш-шавахид ал-бахира» («Собиратель ценных жемчужин, высоких жемчугов, ясных выгод и блестящих доказательств») [1, л. 334-335]
[32] Пропуск в тексте. Подробно об этом сочинении написал М. Гайдарбеков [1, л. 351–364, 366].
В августе 1850 г. Мамма-Киши написал донесение Кавказскому наместнику М.С. Воронцову. В нем он сообщает некоторые сведения из стана имама Шамиля и присовокупляет переписанный им текст вопросов Йусуфа ал-Йахсави мекканским богословам и их ответов, связанных с шариатской легитимностью действий Шамиля. В конце донесения Мамма-Киши пишет: «В замечании долгом считаю доложить Вашему Сиятельству, что если Вам благоугодно будет, то наше духовенство (в том числе и я) готово написать оправдание против всякого ответа Мекканского духовенства, извлекая оные из религиозных же книг наших». Также Мамма-Киши с неприкрытым намеком на желание быть вознагражденным сообщает, что «Шамиль просит его к себе», обещает платить «600 руб. пенсии», но он «никогда не поедет, и будет рад служить императору» 13, л. 206–216]. Возможно данный посыл связан с тем, что автор его хотел занять пост «кадия Дагестана», должность которого хотели ввести царские власти [1, л. 337].
О дате смерти Мамма-Киши сведений нет. Вероятнее всего это произошло во второй половине 50-х гг. XIX в. Его перу принадлежит касыда «ал-Луʼлуʼа ва ал-Йакут» («Жемчуг и яхонт»), представляющая собой панегирик Николаю I и прославление взошедшего на престол в 1855 г. Александра II [1, л. 336–337].
[33] Пропуск в тексте.
Идрис-афанди ал-Индирави – наиб, сподвижник Шамиля. Ответ Идриса ал-Индирави ʻАли ал-Гумуки (Каяев) приводит в турецко-османской версии своего сочинения [11, л. 23].
[34] Нисба (от арабского – «отношение», «связь») – часть арабского (мусульманского) имени, обозначающее этническую, религиозную, политическую, социальную принадлежность человека, место его рождения или проживания.
[35] На лезгинском яз.: Ахцагь. В арабском языке со времен средневековья утвердилось написание топонима как «Ахти».
[36] Некоторые исследователи переводят эту фразу как «традиционные и рациональные науки», подразумевая под термином «рациональные» (ал-ʻаклийа, маʻкул) естественные науки, такие как арифметика, химия, алгебра, астрономия и т.д. На самом деле, под термином «традиционные» (ан-наклийа, манкул) в мусульманской письменной традиции подразумевается Коран и Сунна. То есть то, что связано с сакральными текстами, которые следует принимать на веру. Термин же «прикладные» (ал-ʻаклийа) – те науки, которые являются неким «инструментарием» для понимания смысла Корана и Сунны. К ним, например, относятся морфология, синтаксис, логика, стилистика и т.д., т.е. фактически все остальные мусульманские науки.
[37] Об изучении и преподавании астрономии в Дагестане см. исследование М. Мусаева [8].
[38] Есть сведения, что он также обучался у Мухаммада ал-Йараги – известного богослова и суфийского шейха [1, л. 222].
[39] Сурхай-хан Второй «Кунбуттай» – правитель Казикумухского и Кюринского ханств, противник России (ум. 1827 г.); отец пяти сыновей. В 1820 г. был низложен русскими.
[40] Племянник Сурхай-хана Второго, правитель Казикумухского и Кюринского ханств, начиная с 1820 г., генерал-майор русской службы (ум. 1836 г.).
[41] Прозвище, со значением «болезненный».
[42] Сын Сурхай-хана Второго, ум. в 1828 г.
[43] В тексте буквально: «шейхов». В данном случае подразумеваются халифы.
[44] Отрывок из касыды (2 строфы).
[45] Текст между литерами «i» и «j» приписан. Текст начала касыды записан крайне неразборчиво. Некоторые образцы стихов, написанных ал-Ахти в заточении приводит М. Гайдарбеков [1, л. 226–227, 243–246, 252–255].
[46] Штурм Ахтынской крепости был предпринят Шамилем в сентябре 1848 г. Завершился неудачно. Каким образом Мирза-ʻАли оказался в руках Шамиля подробно описал Назир ад-Дургили [9, с. 126–127].
[47] Текст между литерами «k» и «l» приписан. Пребывал в заточении в Ирибе, Согратле и Дарго [1, л. 218, 221, 242].
[48] Обменян на пленных муридов [1, л. 156].
[49] Текст между литерами «i» и «j» приписан на полях.
[50] Ум. в 1838 г. Правил два года.
[51] Е.А. Головин – Командир Отдельного Кавказского корпуса (1837–1842).
[52] Подробнее см. в исследовании М. Гайдарбекова [1, л. 220–222].
[53] М. Гайдарбеков высокого мнения о творчестве Мирза-ʻАли [1, 223–224].
[54] 1275 г.х. начался 11 августа 1858 г. по григорианскому календарю.
[55] В тексте, здесь и далее «ал-Джункути». Для передачи фонемы «Г», отсутствующей в арабском языке используется написание близкой по звучанию буквы «К». Назир ад-Дургили указывает, что Аййуб был выходцем из с. Аймаки, поселившимся в Верхнем Дженгутае [8, с. 127].
[56] Автор писал текст вероятнее всего примерно в 1935–36 г.
[57] Пропуск в тексте.
[58] Из текста Назира ад-Дургили следует, что Аййуб критиковал суфиев [9, с. 127].
[59] Перед началом данного абзаца имеется другой, он зачеркнут: «После этого появился имамат, и Гази-Мухаммад ал-Гимрави начал призывать людей к шариату и его законам, обвиняя в неверии, тех, кто не отвечал его призыву, воюя с ними и считая их кровь и имущество дозволенными (истибах). Затем случилось то, что случилось, и на его место пришел второй имам – Хамзат. Его сменил третий имам – Шамиль, который пошел по их стопам».
[60] Назир ад-Дургили указывает иное название данного труда: «Китаб аз-заджир ‘ан каум йатабби‘уна аш-шайтан ал-фаджир аллазина ракибу тарика шайтанийа ва тараку сунна ахмадийа» («Предупреждающий о тех, кто следует по пути шайтана порочного, которые оседлали шайтанский тарикат, оставив препохвальную сунну») [8, с. 127].
[61] Дербентское мусульманское училище было открыто в конце 40-х гг. XIX в. С 1855 г. располагалось в Темир-Хан-Шуре [2, с. 53].
[62] Последний Казикумухский хан (1847–1859).
[63] Впоследствии русский офицер, один из лидеров Восстания 1877 г., был пленен, умер в заключении в том же году.
[64] Письмо отсутствует.