Тенденции развития современного общества все явственнее рисуют нам модель «золотого миллиарда», согласно которой продолжительность и качество жизни, образование, карьера, реализация способностей ‒ все то, что в сумме определяется как счастье, становится уделом избранных. Большинство же вынуждено довольствоваться сублиматом счастья и получать свою долю радостей в соответствии с лозунгом «Хлеба и зрелищ». Такая утрата обществом человеческого облика взывает к жизни вопросы, весьма сходные с двумя известными вопросами Н.Г. Чернышевского, которые мы можем свести к следующим: «В чем заключается корень зла, превращающего человеческое в нечеловеческое?» и «Возможно ли удержание общества от падения в пропасть бесчеловечности?».
Ответить на эти вопросы невозможно без уточнения определения человеческого, что также является предметом настоящего исследования. Определение человечности и человеческого приобретает актуальность ввиду массированного натиска системы контроля убеждений индивидов посредством СМИ, церкви, сект и др. Ниже мы надеемся показать, что понимание человеческого как «разумно эгоистического» означает согласие и смирение с реформацией общества в направлении неподлинно человеческого, а если точнее – нечеловеческого.
Эволюционно-биологические основания «человеческого»
Когда у А.М. Пешкова (Горького) спросили, какое качество он ценит в людях больше всего, то ответ был таков: «Человеколюбие». Определим и мы человеколюбие как базовое подлинно человеческое качество.
В разных ветвях филогенетического древа независимо друг от друга эволюцией шлифовались многие «человеческие» качества. Природа представляет нам особенность живых существ, которое носит название альтруизма – программ жертвенности. Без этих программ вряд ли возможно представить и понять эволюцию социальных, общественных животных, к числу которых человек был причислен еще Аристотелем. Наличие альтруизма, жертвенности в социальной жизни животных, конечно, не является абсолютным правилом. Но, по мнению, современных биологов [5], в эволюции гоминид данное правило соблюдалось неукоснительно. Альтруистическое поведение индивида или группы направлено на защиту вида, популяции, родственных особей. Жертвуя собой, альтруисты отвлекают врагов от слабых (детей, самок, пожилых). У хищников и приматов в роли альтруистов выступают самцы, способные предугадать поведение врага и обеспечить эффективное противостояние. Очевидно, что в роли альтруистов выступают особи с самым высоким уровнем интеллекта и отваги [2, 9, 14]. В эволюции гоминид увеличение объема мозга за счет лобной доли, которая считается морфологической основой интеллекта, одновременно было связано с функциями снижения биологической агрессии и повышения социальной терпимости по отношению к соплеменникам [7].
Относительно высокого уровня интеллекта и низкого уровня агрессивности у крыс-альтруистов П.В. Симонов говорит: «Крысы, выработавшие реакцию избегания крика боли... характеризуются высоким уровнем исследовательской активности, отсутствием страха, а также низкой агрессивностью» [9, с. 45]. О крысах-эгоистах он говорит следующее: «Крысы, не обнаружившие способности к выработке условной реакции избегания, напротив, оказались трусливыми и агрессивными [9, с. 45]. Он также объясняет низкий интеллект крыс-эгоистов «дефектом механизмов научения» [9, с. 47].
Относительно количественного состава в популяции эгоистов и альтруистов у исследователей отсутствует единство мнений. В литературе имеются данные о том, что среди животных некоторых видов альтруистов и эгоистов по 20 %, а остальные – конформисты. «Анализ структуры популяции лабораторных крыс в опыте «Шок для соседа» показал, что больше всего крыс относится к группе «стеснительных», отворачивающихся от страдальца (около 60 %). Их назвали конформистами. Отказывавшихся истязать сородича за приманку – около 20 % (альтруисты). Оставшиеся 20 % – отнесены к категории эгоистов. Структура популяции человека по оси «альтруизм – конформизм – эгоизм» очень близка к вышеописанной для крыс» [6].
По мнению П.В. Симонова, среди крыс, кроликов, обезьян и людей 2/3 численности самцов – эгоисты и лишь 1/3 – альтруисты [8, с. 29]. По результатам же исследований И.Г. Лаверычевой, «настоящих наследственных альтруистов, наиболее способных к чувственному состраданию, согласно этой модели, только 6 %, мягких эгоистов, наиболее восприимчивых к альтруистическим нормам морали – 25 %, умеренных эгоистов, более или менее поддающихся альтруистическому воспитанию – 38 %, наименее восприимчивых к нормам морали жестких и крайних эгоистов – 31 %, среди которых чистые генетические эгоисты, подобно альтруистам, составляют не более 6 %» [4].
Таким образом, по различным источникам, количество генетических альтруистов среди людей приблизительно составляет от 6 до 30 %, что, конечно же, требует уточнения.
В первых экспериментах по установлению численности альтруистов среди крыс использовались самцы. На самках с указанной целью ранние эксперименты не проводились [8], поскольку исследователи, возможно, решили, что самки, в том числе беременные, должны защищать потомство, а не отслеживать врагов с целью предупреждения их возможного нападения путем жертвования своей жизнью и тем самым жизнью своих детенышей. В смешанных выборках (самки и самцы) данные об относительной численности альтруистов сильно различаются. Счастливым для «прекрасного пола» исключением является исследование И.Г. Лаверычевой, в котором утверждается, что численность альтруистов среди представительниц слабого пола значительно превышает численность альтруистов среди юношей: «Достаточно уверенно можно сказать, что альтруизм связан с половой дифференциацией учеников: среди девочек альтруистов оказалось в 3 раза больше, чем среди мальчиков» [3].
В последние годы появился ряд новых работ, посвященных генетике альтруизма и эгоизма. Так, например, по мнению Б. Фукса, количественный состав альтруистов, а также выраженность альтруизма зависят от вида. «Нет сходства упомянутых регуляторных участков ДНК у человека и полевок из прерий. У человека он стал другим в течение 100 млн лет эволюции» [12, с. 2]. Б. Фукс говорит о том, что существуют абсолютные (гомозиготные) эгоисты, гомозиготные альтруисты и гетерозиготные индивиды [12, с. 2]. У гетерозиготных индивидов имеются, как гены альтруизма, так и гены эгоизма [12, с. 10]. По мнению Б. Фукса, относительный «вес» альтруистов, эгоистов и «полуэгоистов» в разных группах различен. В частности, он приводит данные, согласно которым численность гетерозиготных индивидов в человеческой популяции составляет около 50 % [12, с. 4,10].
Б. Фукс является сторонником гипотезы о возможности перепрограммирования генов альтруизма и эгоизма. Он пишет: «Одно можно говорить с уверенностью: в основе принципиального изменения социального поведения (social recognition, social memory & social behavior) масс людей лежат не мутационные, а регуляторные изменения генов рецепторов гормонов окситоцина и вазопрессина в мозге человека в течение первых 10–15 лет жизни. Важными участниками этих изменений являются факторы транскрипции, гормоны стресса и половые гормоны» [13, с. 9]. Если данная гипотеза найдет научное подтверждение, то всех эгоистов за несколько лет можно трансформировать в альтруистов и наоборот. Такой трансформацией могут заниматься в частности и тюрьмы, а не только школы и вузы
Морально-нравственные портреты эгоистов и альтруистов
В настоящее время в обществе эгоизм возводится в ранг необходимости, которая поддерживается рыночной идеологией. Эндорфинное подкрепление («гормоны счастья») эгоист получает, в частности, в следующих случаях: смерть живого существа, поскольку все для эгоиста являются конкурентами, то есть злейшими врагами; мучения других; безнаказанность творимого эгоистом зла; уничтожение вещей, ему не принадлежащих, поскольку это доставляет неприятности другим, и т.п. Вероятно, не менее чем для 80 % людей имеет смысл говорить о геноме разрушения (уничтожения). Другими словами, человек по причине эгоизма уничтожает мир. Основным качеством эгоиста является низкий интеллект и, как следствие, – трусость, лживость, алчность, лицемерность, наглость, подлость и агрессивность, проявляющаяся в жестокости и беспощадности. Такой портрет эгоиста созвучен фроммовскому пониманию некрофильно-ориентированного типа личности, в чистом виде представляющий собой основу самой злокачественной деструктивности и бесчеловечности. «Чистых некрофилов», по Э. Фромму насчитывается 15–20 %. Но поскольку во всех современных индустриальных обществах независимо от их политической структуры поддерживаются, согласно Фромму [11], явные некрофильные тенденции, численность «некрофильно-ориентированной», т.е. эгоистической настроенной части общества в целом, вероятно, имеет больший масштаб.
Альтруизм находит свое отражение, прежде всего, в высоком интеллекте – результативности в решении неожиданных и трудных задач. С высоким интеллектом альтруистов связана их жертвенность, немыслимая без храбрости, самоотверженности и др. Следует особо отметить, что речь идет не только о родственном альтруизме, но и о стадном, который иногда называют обменным (реципрокным), а иногда – широким. По нашему мнению, с видами альтруизма исследователи связывают виды отбора, проявления альтруистической мотивированности (жертвенности) в различных условиях: спасение родственников, подача криков тревоги, взаимодействие со своими и чужими и т.д. Краткий обзор литературы по данным вопросам имеется в нашей работе [2].
В свете проблематики альтруизма и эгоизма следует различать мораль и нравственность. Мораль – это договоренности в группах. Нравственность – проявления альтруизма в поведении индивидов и систем. Нравственность в таком случае может быть либо у альтруистов, либо, согласно «трансформационной» концепции Б. Фукса, у «модифицированных» гетерозиготных эгоистических индивидов, мораль же – вполне может служить эгоистам разных видов. Именно поэтому в отношении современного общества оказалась возможной констатация: в той мере, в какой человек морален, он безнравственен [1].
Поскольку альтруизм в организации живого появляется уже на уровне простейших одноклеточных организмов, постольку элементарнейшая форма биофильного ориентирования присуща любой живой материи. То есть, по Фромму, в основе биофильной этики лежит именно альтруизм: «Добро есть все, что служит жизни; злым является все, что служит смерти. Добро есть «глубокое уважение к жизни», все, что служит жизни, росту, развитию. Злым является все, что душит жизнь, стесняет ее и расчленяет на куски» [11]. Биофильная этика Фромма весьма близка к швецеровской этике «благоговения перед жизнью». Как представляется, эти идеи взросли на почве античных философских представлений о жизни и разуме как основе бытия в целом и человека в частности. «Альтер-эго» как философский проект, созданный Платоном, был далек от антропоцентричного (т.е. эгоистичного) взгляда на мир и человека в нем, взращенного новоевропейской традицией.
В применении к людям слова «альтруизм» и «человеческое» приобретают синонимичный смысл, если личность понимается как нравственный индивид с биофильной ориентацией, коррелятивной высокому уровню интеллекта, хайдеггеровской экзистенциальной открытости в мир, способной обернуться заботой. Приведенные нами положения дискуссионны и не претендуют на истину в последней инстанции, хотя и «озвучены», в определенной части, в литературе.
Заключение
Как мы видели выше, высокий интеллект связан с нравственностью. Другими словами, совесть (как хайдеггеровский «зов заботы») – это «налог» на интеллект. Сформулированный таким образом принцип интеллектуально-нравственного соответствия дает основания для следующих выводов.
Результатом повышения интеллекта человека может явиться разумное устройство мира, чем и должен заниматься человек в силу своего предназначения. Основной предпосылкой данной перспективы является возможность радикального повышения интеллектуальных сил человека в результате мобилизации резервов рабочей памяти посредством использования для этой цели «визуальных механизмов» обработки информации. О роли таких механизмов в повышении продуктивности интеллектуального поиска сказано много, но явно недостаточно.
В основе успешной организации социальных систем лежит принцип сжатия информации, то есть принцип превышения интеллектуальных возможностей более высокого уровня иерархии над любым более низким или их системой. В отчетливой форме этот принцип имел место в государственном устройстве средневекового Китая, когда чиновник держал экзамен на чин; и чем выше чин, тем выше были требования к интеллектуальному аппарату кандидата. С другой стороны, можно привести в пример несколько стран, где налицо обратная ситуация. Таким образом, прогресс культуры связан, прежде всего, с созданием метасистем, способных учитывать все связи в системе. Данный принцип организации социума может обеспечить необратимость прогрессивного развития общества, разумеется, с ориентацией на альтруизм, совесть, справедливость.
Однако нарисованная выше перспектива разумного устройства общества едва ли может быть реализована. С точки зрения высших человеческих ценностей – добра, любви, самопожертвования, мир – это полигон зла, основа которого заключается в эгоизме природных систем, проявляющемся откровеннее всего в борьбе за ресурсы. О том, что препятствует созданию общества совести и как преодолеть эти препятствия, Тойнби говорит следующее: «Без наличия доброй воли в душах людей, необходимой для достижения согласия между ними, сотрудничество даже на самом низком уровне будет практически неосуществимо» [10, с. 208–209]. Однако, учитывая, что большинство членов общества – эгоисты, а добрая воля к сотрудничеству (альтруизм) встречается редко, светлое человеческое будущее едва ли достижимо.
Рецензенты:
Горнова Г.В., д.ф.н., доцент кафедры философии, ГОУ ВПО «Омский государственный педагогический университет» Министерства образования и науки РФ, г. Омск;
Зенец Н.Г., д.ф.н., доцент кафедры философии, ГБОУ ВПО «Омская государственная медицинская академия», г. Омск.
Работа поступила в редакцию 11.04.2014.