Урбанизация, становясь инструментом действия закона возвышения потребностей и всеобщего закона экономии времени, требует концентрации производительной деятельности, позволяющей извлечение эффекта масштаба, приводя к изменению селитебных практик, но одновременно способствуя не только сокращению затрат на получение благ, но и появлению непредусмотренных эффектов снижения качества жизни, возникающих из-за проживания в чрезмерно плотных средах. Накопление систематических отклонений от принятых генеральных планов в развитии урбанистических пространств (давно отмеченная для Западной Сибири, но не уникальная тенденция [4, с. 35]) обнаруживает необходимость изменения инструментов и механизма учета социально обусловленных факторов градопланировочной и градостроительной деятельности при сохранении требований инженерной безопасности антропогенных сред. Примеры Ванкувера, Детройта, Питтсбурга, Норильска вошли «в хрестоматийный ряд» при обсуждении возможностей проектирования, создания и поддержания комфортных урбанистических пространств [8], подтверждая настоятельность трансдисциплинарного подхода, междисциплинарного синтеза в исследовании города. Организация пригодных для сохранения воспроизводственной способности социума условий – задача непреходящая, но существование ее как обособленной в каждой научной дисциплине не позволяет увидеть многообразия факторов и их (иногда неожиданных) комбинаций, способных играть роль ключевого условия в преобразовании среды человеческого существования. Цель анализа дискурса – определение возможностей формирования объяснительной рабочей теории, позволяющей контроль над действием различающихся по природе факторов качества жизни в урбанистическом пространстве.
Следует согласиться, что город – важный узел, который, выявляя пересечения предметной и неосязаемой (социальной, гуманитарной, культурной, виртуальной) реальностей – слишком сложный объект для одной науки [9]: он одновременно создает пространство социальных и хозяйственных отношений, архитектурное пространство, географическое пространство, пространство осуществления биоценозов. Современный человек, социализированный как обитатель городского пространства, определяет качество жизни [6] качеством институциональной среды, границей свободы и ответственности за собственное и совместное существование – «город, удобный для жизни (livable city)» [7]. Поэтому город требует от человека образования [1] – развитая личность имеет широкий горизонт представлений об ответственности и обязательствах, рождающий договороспособность.
Изменяющийся мир и изменившиеся условия его восприятия заставляют «выстроить» новую философию урбанистического пространства – пригодный для жизни город, – которая, предлагая среде подвижность баланса функций (транспортных, инженерных, культурных, жилых, рабочих мест), отражает город не столько как совокупность зданий, пространств, финансовых и иных потоков, которые в нем циркулируют, сколько как систему действий в повседневной жизни: повторяющихся (рутин воспроизводства), трансформирующихся (инноваций), конкурентных (конфликт возможностей использования пространств) [14]. Соотнесение практик «массовое потребление» и «избирательное культурное потребление» городского пространства позволит создать максимальное количество различных режимов использования городской среды, сглаживающих конфликтную практику их освоения [15]. Дело именно в плотности интеллектуальной деятельности в урбанистическом пространстве [21]: важна культура диалога, способность всех участников признавать права друг друга на возможность рефлексии при исключении ущерба остальным: миноритарный интерес может оказаться «драйвером развития» будущих периодов (как неожиданно в Питтсбурге (США, Пенсильвания) принял функцию градообразования медицинский университетский комплекс). Развитые и многообразные договороспособные городские сообщества – фактор устойчивости урбанистического пространства, дающий выбор резервных векторов развития, способных и готовых обеспечить историческую преемственность [14].
При формировании важнейшего для идентификации урбанистического пространства соответствия «образ – визуальное» [22] существенно понимание: от того, как горожане «читают» пространство, зависит их поведение, темп их перемещения и технологии решения задач общей и частной жизни. Стратегия, создающая городскую идентичность, общественное пространство, без которого даже хозяйственный смысл города не будет реализован эффективно – определение концепции города, гибкости и разнообразия инфраструктуры – это не только организация строительства, но и организация городского сообщества, способного использовать и развивать возникшие возможности [2]. Возникающие публичные пространства развивают чувство территориальной принадлежности горожан, социальную среду, удовлетворяя потребность в коммуникационной площадке. Пешеходная доступность и связность сложившихся жилых районов [3] сдерживают обезличивание, образуют город, который наращивает общественный и личный человеческий капитал. Синергетический агломерационный эффект, создавая многочисленные ограничения «естественной» свободы поведения, одновременно открывает внутренние свободы личности и свободы общественного деяния [23, 61–64]. Исследователи отмечают наличие связей между транспортом, типом города, в котором люди живут, и удобством городов для жизни [3].
Возможности города отражают его функциональность: социальную, экономическую, политическую, эстетическую, культурную, архитектурную, определяемую для каждого периода развития – процесс непрерывной конвертации «ядра города» к новой реальности: исторические здания меняют функцию, если уже нет функции, ради которой они строились, меняется функция концентрации ресурсов «центр – периферия» и движитель изменений среды, образа жизни – функция диффузии инноваций «производство – потребление» [17]. Меняющемуся миру не соответствует узкая специализация города и его горожан, статичная ситуация доходов и неизменный уровень потребления [12]. Меняющийся мир непрерывно изменяет заданную четкость зонирования города (на транспорт, отдых, промышленность) [19]. Перекрестность инструментов предметных и неосязаемых пространств расширяет выполняемые урбанистической средой функции, среди которых рекреационная, транспортно-парковочная, утилизационная, приватного пространства [14]. Стратегия зеленого строительства выступает как инструмент, обеспечивающий экологическую совместимость города и минимизацию техногенного ущерба биоценозам территории [13]. Движение к ресурсосберегающему обществу обнаруживает, что источники эффективности крупных городских систем отличаются от источников эффективности «мелких». Селитебная стратегия будет определяться закономерностями развития: концентрация или равномерное рассеяние населения станут следствием доступности основных факторов нового социального и технологического укладов [18]. В этом случае меняется парадигматика девелоперской деятельности: комфортность будущего проживания требует при проектировании учета доступности инфраструктуры: больниц, пожарных служб, а социальное или доступное жилье не должно ни выглядеть, ни быть качественно хуже, чем «продаваемое». Способность удержать людей – следствие недискриминационных возможностей удовлетворения городом ключевых потребностей, как для молодого, так и для пожилого населения при том, что состав и структура этих потребностей у различающихся групп населения различаются [21]. Экологизация поведения – повышение безопасности жизни – тенденция социальная, затрагивающая все виды коммуникации горожан. Утраченный статус связности урбанистического сообщества развивает «синдром временщика», приемлемость «кочевого» существования без текущих обязательств [10].
В градостроительных, архитектурных и градопланировочных решениях важнее понять, каково правило производства городом смыслов, чем принудительно удерживать какой-то однозначный, извне приписанный пространству смысл. «Логика модерности» исторического города – города, стремящегося занять место в современной истории, стремящегося и удержать в своем пространстве фрагмент времени (исторического) города – логика города, «непрерывно себя переписывающего с тем, чтобы вырваться из прежнего исторического времени, стать современным»[16]. Современные информационные технологии создают возможность фиксировать городскую жизнь через картирование основных способов ее протекания [5], налагать получившиеся карты друг на друга и так формировать комплексные пространственные решения: вопрос стоит об уровне компетентности и желании самих граждан принимать участие в принятии и реализации решений [21].
Новое качество пространства – это институциональное качество городской среды: вертикальный (функций) и горизонтальный (участников) контракты в урбанистическом развитии [18]. Изменения в городской экономике, социальной структуре и политике требуют от муниципальных, региональных и общегосударственных органов власти усилий по пересмотру достигнутого ранее распределения ролей и функций, частным выражением которого является политика градостроительства (транспорт, жилье, политика в отношении исторической застройки и т.д.) [20]. Баланс этих отношений постоянно изменяется с учетом высокой политизированности процесса перераспределения функций и сфер деятельности органов власти [12]. Различие темпа и качества жизни города, являющееся проявлением разнокачественности человеческого капитала и его институционализации, не может обойти стороной способ его управления: модели урбанистической контрактации (централизованная, фрагментированная/секторная и государственно-частного партнерства) различны по методам использования доступных инструментов организации взаимодействия и обеспечения воспроизводства трудоготовности и трудоспособности человеческого капитала [20]. Индикатором управляемости города, отражающим возможные изъяны в его организации, может являться, например, отсутствие проблем аренды и стоимости жилья [11]. Отсутствие цивилизованного рынка аренды оказывает влияние на организацию миграционных потоков, на формирование гендерного равновесия.
Из обсуждения со всей очевидностью следует, что существование города в ипостасях потока, узла, подвижно поддерживающейся структурной определенности при одновременном его бытии сообществом, хозяйством, «фоном» реализуемых в нем социальных практик, требовании быть «встроенным» в макроструктуры национального и территориального уровня, рождающие многополярные зависимости происходящего, требование быть до определенной степени автономным в выполнении жизнеобеспечивающих функций (в самом широком, далеко выходящим за рамки инженерной инфраструктуры, понимании), должно быть поддержано качественно новой парадигмой управления пространственным развитием города. Эта новая модель (прежде всего объяснительная) должна давать надлежащее понимание того, что являет собою урбанистическое пространство – конфликтный «диалог» каких факторов выполняет в нем организующую работу в каждый данный момент. Следствием станут и отказ от дирижистского пространственно-планировочного подхода в архитектуре, и расширение понимания инструментов связи социально-экономической стратегии и архитектурно-планировочного сопровождения развития урбанистических пространств, что позволит сделать и сам процесс создания пространств города составляющей высокого качества среды человеческого обитания. В условиях высокой изменчивости социальной системы перспективная концепция развития города не может содержательно существенно не корректироваться каждое пятилетие и должна каждые десять лет вновь переписываться с учетом выявившихся новых тенденций. Следует отработать процедуры обсуждения перспективной концепции, способ привлечения как полученных данных всех релевантных отраслей знания, так и получивших их исследователей. Крайне важным является и привлечение общественности, и информирование населения города о состоянии и открывающихся «перспективах – ограничениях» развития местного урбанистического пространства. Если управляемость города – следствие надлежащей реализующимся в нем практикам организации пространства жизни, то приближение методологии проектирования урбанистических пространств к самой этой жизни – важнейшее условие жизнеспособности создаваемых перспектив.
Исследование проведено при финансовой поддержке РГНФ (грант 14-12-70004).
Рецензенты:Нехода Е.В., д.э.н., профессор, заведующая кафедрой системного менеджмента и экономики предпринимательства, Томский государственный университет, г. Томск;
Петрова А.Т., д.э.н., профессор, заведующая кафедрой бухгалтерского учета, анализа и аудита, Торгово-экономический институт Сибирского федерального университета, г. Красноярск.
Работа поступила в редакцию 18.11.2014.