Гуманистическая география (ГГ) при всей разнородности ее тематики и методов определяется как подход, который стремится поставить человека в центр географии [8]. Расширение идейных горизонтов 1970-х гг., либерализация общества, антивоенные движения и достижение относительного экономического благополучия для большинства населения в развитых странах развернули географическую науку от сциентистских пространственно-аналитических схем к жизненному миру человека. Для ГГ того времени характерны широкий философский базис, разнообразие тем и методов, личностная яркость представителей. Объединяющим фактором было внимание к внутреннему миру человека, восприятию среды и основанной на географических идеях и знаниях деятельности. Для гуманистического подхода характерна триада «восприятие – понимание – поведение» [1]. В 1980–1990-е гг. большинство исследователей фиксируют спад влияния ГГ, поскольку изменилась общественно-политическая ситуация, стерся аромат новизны, а критика со стороны неомарксистов и постструктуралистов казалась убедительной [4].
Проблема личностного сознания в географии не может утратить актуальности в принципе, а ГГ по методологическому багажу и идейному спектру ее исследования не имеет равных. Это первое обстоятельство, обусловившее необходимость анализа темы. Второй момент связан с ходом становления культурной географии в России – параллели с ГГ прослежены в большинстве отечественных гуманитарно-географических работ. При этом отмечается большая степень укорененности российских исследований в структуралистской и постструктуралистской философии и семиотике, которые рассматриваются в качестве современных ответвлений ГГ [3]. По нашему мнению, между современным
географическим постструктурализмом и гуманистической географией различия более глубоки и принципиальны. Наша задача – обозначить основные моменты наследия ГГ феноменологического толка. Поэтому представляет интерес ответ на вопрос, соответствует ли проблематика классической ГГ (под которой мы понимаем субъектно и интерсубъектно сфокусированный корпус текстов, созданных в 1970–1980-х гг.), вопросам современного географического бытия культуры. Для этого необходимо кратко рассмотреть основные тематические приоритеты классической ГГ, выделить ее исследовательские принципы, рассмотреть перспективы и сферы приложения гуманистической географической методологии.
Тематические приоритеты и исследовательские принципы
Аналитике ГГ и гуманистического подхода в культурной географии посвящен ряд отечественных работ [1, 4, 2, 5], где рассмотрена ее парадигмальная специфика, контекст появления, критика конкурирующих направлений, поэтому мы остановимся на менее освещенных моментах.
В качестве приоритетных тем на этапе становления ГГ были названы социальное пространство, пространственно-временные ритмы [7], географические знания, место, приватность, жизнеобеспечение, религия [12], чувство места и «безместье» [10].
Идейными источниками ГГ стали феноменология, культурный марксизм, теории структурации и теория коммуникации, этноистория и этнометодология. Герменевтические методы позволили исследовать интерсубъективный характер взаимоотношений человека и природы. ГГ – интегративное течение, ориентированное на творческое проникновение в суть эмоционально-чувственных, этических, эстетических сторон поведения, восприятия и интерпретации среды. Рефлективность, ценности, сознание, роль контекста – сквозные положения, пронизывающие исследования названных тем. И в то же время ГГ имеет диалогичный характер, одна из сторон которого – диалог с сциентистскими направлениями географии, территориального планирования и социальных наук, вторая – диалог между сознательным и неосознанным географическим опытом. Основные принципы ГГ организованы спецификой данной
диалогичности.
1. Дополнительность. Этот принцип строится вокруг идеи привнесения опыта и ценностей в исследование реальных мест. Коренное отличие классической ГГ от постструктуралистских течений «дематериализованной географии» – ориентация на соединение «миров сознания» с материальностью ландшафта. Качественные исследования должны были стать дополнением (а не заменой, как настаивают критики ГГ) сциентистских подходов. Согласно И-Фу Туану, место, регион и ландшафт не могут быть лишь пространственными категориями для упорядочивания объектов и событий в мире, скорее они – длящиеся динамичные процессы того, как люди делают Землю своим домом. Регион – не только экономико-функциональная целостность, совокупность жилых районов и даже пространств человеческой деятельности – это также часть идентичности индивидуумов и групп, часть того, как они видят себя в отношениях с другими; воспринимают ближние и далекие места [13]. Метафора «перевода», часто используемая в текстах ГГ, также свидетельствует о посреднической роли дисциплины, ее открытости и готовности к сотрудничеству. А. Баттимер полагает, что взаимосвязанные линии «перевода» опыта личности на язык географии включают три грани: во-первых, понимание пространства как мозаики мест, где отпечатаны намерения, ценности, память (субъективный аспект). Изучение социального пространства с акцентом на фильтрацию опыта через референтные системы и сети взаимодействия в социуме (интерсубъективный аспект), во-вторых. И, в-третьих, пространство, представленное в терминах экологических процессов и функциональности как контекст опыта, является объективной гранью синтеза. При этом, вовлечение гуманистической составляющей в детерминистские исследования могло снять противоречия гуманизма и позитивизма в конкретном исследовании [7].
2. Сложность и упрощение. Прежде всего, ГГ сталкивается с последствиями упрощения сущности человека в позитивизме и сциентизме. «Homo economicus», предсказуемый, с простыми и прогнозируемыми потребностями и жизненными целями – не только сциентистская абстракция, но и часть масс-культуры. Анализируя работы сциентистски ориентированных специалистов об обществе, читатель невольно приходит к выводу о том, что «…хотя мир невероятно сложен, человеческие существа и их опыт просты... Затем сциентисты наивно навязывают свои находки реальному миру, забывая, что простота человеческих существ – это предположение, а не открытие. Простое бытие – удобный постулат науки и надуманных пропагандистских фигур. Мы привыкли отклонять или забывать реальную природу нашего опыта в пользу клише публичной речи» [12]. Сциентисты постулируют простоту человеческих существ для ограниченной цели анализа специфического набора отношений, и для своих целей процедура полностью валидна. «Упрощенный человек» – легко управляемая мишень социальных манипуляций. Выделено три аспекта упрощения сущности человека: люди – когнитивный шум, наделенные лишь экономической мотивацией; люди – морально некомпетентные, не имеющие самосознания существа; люди – продукт идеологии. «Личность распадается на мириады субъективных позиций, аспектов, которые соответствуют «осям» анализа, но собрать эти «личности» во всей полноте в географическом пространстве проблематично
[6, с. 267]. Осознающий, рефлективный человек менее склонен к проекциям и психологическим защитам, он может вывести свои мотивы, страхи и установки на уровень сознания. Связь осознанности пространства с образами «хорошей жизни» относится и к пространственной реализации, и к этике, и к вопросам морального выбора [15]. Миссия ГГ – охватить невероятную сложность жизненного мира личности и его реальных путей в этом мире, донести это знание до науки, управления и планирования: географ «…. берет самородки опыта, схваченные искусством, и декомпонует их на более простые темы, которые могут быть систематически упорядочены. Опыт упрощается и четко структурируется, его компоненты
(в таком виде – М.Р.) могут быть сциентистски объяснены» [12, с. 274]. Сложность опыта связана с балансом сознательного и бессознательного. Теперь уже сам человек, поглощенный рутинизированным бытием, неосознанно упрощает свою природу: «Слепота в отношении опыта – обычный факт человеческой повседневности. Мы редко внимательны к знанию о том, кто мы есть. Мы внимательны к тому, что мы знаем о чем-либо. Мы осознаем определенный вид реальности, потому что это качество, которое мы можем легко продемонстрировать и высказать. Мы знаем намного больше, чем мы можем сказать, но мы почти поверили, что, все, что мы знаем – мы выговариваем» [12, с. 276]. Человеческий опыт Туан сравнивает с айсбергом, вершины которого кажутся самостоятельными, а в глубине составляют единство. Глубинное единство мира людей определяют общие темы ГГ, интерес к интерпретации человеческого опыта в его двойственности, неопределенности и сложности по отношению к месту жизни человека. Таким образом, географ-гуманист выполняет «циклическую» работу: восстанавливает глубину упрощенного человека масс-культуры и сциентистских подходов, затем симплифицирует свои находки, переводя их на понятный сциентистам язык и передает это знание традиционным сциентистским направлениям социальных и географических наук, практикам и планировщикам. Призыв к большей осознанности связан с полнотой жизни: феноменология бросает вызов – каждому индивидууму предстоит осознать собственный опыт, чтобы стать субъектом, а не объектом исследования и затем достичь общего знаменателя с опытом других [7].
Гуманистическая география:
закат или возрождение?
Поскольку основными приоритетами ГГ являются многогранные отношения сознания человека и географической реальности, дисциплина обладает непреходящим значением. В ГГ слиты процессы реального и ментального конструирования места: ареал в этом случае – «глина», а опыт символически «лепит» из нее место в шести масштабах: внутри дома, дом, ближнее соседство, поселение, регион, национальное государство [11]. Гуманисты фокусировались на человеке – авторе и интерпретаторе значений. Этот акцент принес семантическую глубину в традиционное понятие ландшафта. Ценность гуманистического подхода – в признании целостности личности, которую побуждают к действию не только экономические потребности, а моральный выбор, эстетические предпочтения, мудрость. Гуманистическая география от пространств опыта перешла к вкладу ландшафта, места и региона в формирование идентичности индивида и группы. ГГ как сильное и широкое интегративное направление объединило разнообразные философские, психологические, историко-литературные подходы: феноменологию, экзистенциализм, структурализм, герменевтику, биографику. С развитием ГГ предшествующая сциентистская ориентация на строгое безоценочное описание ареала сменилась стремлением привнести глубину в существующие научные процедуры, используя мудрость, интуицию, воображение. Таким образом, исследовательский потенциал ГГ, основанный на взаимодействии субъективных, интерсубъективных и объективных процессов, создает прочную основу теоретизации. Однако из сферы внимания географов выпали социально-экономические и социально-политические, интеробъективные процессы, что сделало ГГ уязвимой для неомарксистской критики.
Постструктуралистские, семиотические, дискурсивные исследования в современной
культурной географии, основанные на интерпретативной методологии, подчеркнули ценность значений региона, ландшафта и места, но вызвали фрагментацию субъекта и «дематериализацию» географии. В постгуманистических направлениях новой культурной географии конструирование субъекта сфокусировано вокруг исключенных меньшинств, субдоминантных культур и «невидимых сообществ» в ландшафте. «В результате самоосознающий центрированный субъект, действующий на основе своих личных намерений, вытеснен и замещен фрагментированным субъектом, или «позицией» субъекта, сформированной социальными силами и конкурирующими дискурсами современности. Глубинное содержание опыта уступило место поверхностным различиям. Наступила победа социального «Я» и проигрыш экзистенциального «Я» [8].
Постмодернизм сконцентрировал исследовательские приоритеты на поиске различий и частностей, что привело к доминированию роли «очага» в противовес «космосу» (универсализму и гуманистической общности), поэтому задача гуманистически ориентированных географов – возродить нарушенное равновесие в рамках мировоззрения, которое признает ценность частного, сохраняя баланс со всеобщим, поскольку частное и уникальное подразумевает универсалистский итог [15]. Постструктуралистские подходы обнаруживают слабости: «бесплотное царство дискурсов» и сигнификаций, как и во времена модерна, разъединяет культуру и природу. Требуется новое рождение феноменологического подхода, который может фокусироваться на материализации практик обживания и бытия – в мире [9]. Гуманистические методы могут привести к восстановлению целостного субъекта и формированию более глубокого, осознанного понимания среды. Вклад гуманистической географии необходим при формулировке любого интегрального культурно-географического исследования.
Рецензенты:Корытный Л.М., д.г.н., профессор, заместитель директора по науке, ФГБУН «Институт географии им. В.Б. Сочавы» СО РАН, г. Иркутск;
Безруков Л.А., д.г.н., заведующий лабораторией георесурсоведения и политической географии, ФГБУН «Институт географии им. В.Б. Сочавы» СО РАН, г. Иркутск.
Работа поступила в редакцию 28.11.2014.