Научный журнал
Фундаментальные исследования
ISSN 1812-7339
"Перечень" ВАК
ИФ РИНЦ = 1,674

МИФО-ФОЛЬКЛОРНЫЕ ТРАДИЦИИ В ОСЕТИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Кусаева З.К. 1
1 Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева Владикавказского научного центра Российской академии наук и Правительства Республики Северная Осетия – Алания
В данной статье выявляется степень актуализации мифо-фольклорного пласта: эпических мотивов и архетипических символов, нашедших отражение в национальной литературе осетин. Основой исследования является установление динамики проявления в литературном дискурсе разных форм мифологических заимствований, в том числе, мифологического образостроения, сюжетостроения, использование мифологических мотивов, реминисценций, аллюзий и пр. В осетинской литературе выстраивается весьма внушительный ряд несомненно выдающихся писателей, творчество которых апеллирует к эпическим мотивам. Одним из первых представителей осетинской словесности, обратившихся в своем литературном творчестве к мифопоэтическим мотивам, является Коста Леванович Хетагуров. Являясь носителем доминантных смыслов этнических традиций своего народа, Хетагуров вобрал в свое художественное сознание эпические сюжеты и мотивы, явившиеся архетипической основой его литературных произведений. Творческий поиск осетинских писателей неизменно связан с мифоэпическими мотивами. Черпая вдохновение в безграничном мире нартовских сюжетов, проникающих в художественное сознание из глубин вечности и усматривая неисчерпаемые возможности художественных реконструкций архетипов, авторы литературных произведений на эпическом материале попытались обосновать сакральные смыслы архаической картины мира и представили репрезентацию некоторых мифологических архетипов в художественных образах своих литературных произведений.
Нартовский эпос
осетинская литература
сказительство
архетипы
мифопоэтика
1. Абаев В.И. Нартовский эпос осетин // Избранные труды: Религия, фольклор, литература. – Владикавказ: Ир, 1990.
2. Абисалова Р.Н. Аллюзии нартовского эпоса в творчестве Коста Хетагурова // Россия и Кавказ: материалы Международной юбилейной научной конференции. – Владикавказ, 2010.
3. Гачев Г. Космо – Псхо – Логос. Национальные образы мира. – М., 2007.
4. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. – М.: Академический Проект, 2012.
5. Нарты кадджытæ. Ирон адæмы эпос. Т. 3 / сост. Т. Хамицаева, Ш. Джикаев. – Т.3. – Дзауджыхъæу, 2005.
6. Осетинские нартские сказания. – Дзауджикау, 1948.
7. Салагаева З. Ирон адамон сфалдыстад. – Т.2. – Дзауджыхъау: Ир, 2007.
8. Хетагуров К. Полное собрание сочинений в 5-ти т. – Т. 1. – Владикавказ, 2000.
9. Хугаев И.С. Генезис и развитие русскоязычной осетинской литературы. – Владикавказ, 2008.
10. Цитата по: Большакова А.Ю. Архетип, миф и память литературы // Архетипы, мифологемы, символы в художественной картине мира писателя. – Астрахань, 2010.

Художественное сознание осетинского народа характеризуется мифологическим типом восприятия, что прослеживается и в литературном творчестве, находящемся под значительным влиянием мифологической и фольклорной поэтики. Важной задачей является установление динамики проявления в литературном дискурсе разных форм мифологических заимствований, в том числе мифологического образостроения, сюжетостроения, использование мифологических мотивов, реминисценций, аллюзий и пр. Согласно определению Е.М. Мелетинского: «Древнейшая мифология в качестве некоего синкретического единства заключала в себе зародыши не только религии и древнейших философских представлений, но также искусства, прежде всего – словесного» [4, 3]. В этой связи особый интерес представляет роль эпоса в становлении национальной литературы. По мнению В.И. Абаева: «Изучение ранних письменных памятников литературы каждого из народов немыслимо вне связи их с эпосом» [1, 245]. В системе мировой художественной литературы фольклорно-мифологические мотивы представляют одну из важнейших составляющих словесного искусства. Очевидно, что и в осетинской литературе выстраивается весьма внушительный ряд несомненно выдающихся писателей, творчество которых апеллирует к эпическим мотивам: А. Кубалов «Предания о нартах» и «Герои-нарты», Н. Джусойты «Слезы Сырдона», М. Булкаты «Седьмой поход Сослана», С. Хугаев «Нарт Фарныг», Д. Кауров «Потомки Сырдона», К. Ходов «Колесо Балсага», А. Батыров «Приключения солнечной девочки нартов» и мн. др. Нартовские архетипы довольно ярко прослеживаются и в многогранном поэтическом творчестве Ш. Джикаева.

Одним из первых представителей осетинской словесности, обратившихся в своем литературном творчестве к мифопоэтическим мотивам, является Коста Леванович Хетагуров. Являясь носителем доминантных смыслов этнических традиций своего народа, Хетагуров вобрал в свое художественное сознание эпические сюжеты и мотивы, явившиеся архетипической основой его литературных произведений. «Аллюзиями и реминисценциями Нартовского эпоса пронизано творчество великого осетинского поэта» [2, 141]. Свой первый поэтический сборник на осетинском языке Коста назвал «Ирон фæндыр» («Осетинская лира»). Генетическая связь поэтического творчества с народным песенным искусством позволила ему выступить в особом качестве – певца-сказителя. Образ Сказителя (Кадæгкæнæг) – один из устойчивых архетипов национального словесного искусства; он навсегда вошел в осетинскую литературу метафорой или аллегорией художественного творчества. «Мера «младописьменности» пропорциональна скорости литературного развития: осетинская литература возникла на рубеже XIX и XX веков на фоне вполне функциональной и развитой осетинской русскоязычной литературы, и еще скорей, чем она, дала разветвленную систему жанров, стилей и методов (даже два варианта литературного языка). Но именно «Ирон фæндыр» утвержден основанием национальной литературы: осетинским сознанием рубежа веков принята за образец поэзия гражданского пафоса, национального и общественного содержания и классической силлабо-тонической европейской формы стихотворного образца» [9, 112].

Коста жил, созерцая страдания народа и искренне сопереживая, посвящал ему «все помыслы и силы, всего себя…». В стремлении преобразить драматическую реальность быта осетинского народа автор находит творческий идеал в эпических образах, апеллирует к силе воздействия художественного мастерства нартовских героев:

Если бы пел я как нарт вдохновенный,

Если б до неба мой голос взлетал,

Все бы собрал я народы вселенной,

Всем бы о горе большом рассказал [8, 102].

Примечательно, что Коста манифестирует фæандыр (лиру, арфу), как архетипический символ вселенской связи, способной объединить народы, привнести гармонию и совершенство в миропорядок и облегчить душевную боль поэта.

Осетинскому Нартовскому эпосу присущи астральные мотивы, отражающие вербальную связь небесных покровителей и эпических героев. «Национальный образ мира складывается в пантеонах, в космогониях, просвечивает в наборе основных архетипов-символов в искусстве» [3, 85]. Космологическая символика обрела выразительное воплощение и в народном песенном творчестве осетин. Повествуется в песнях о небожителях, являющихся высоко почитаемыми в традиционной религиозно-мировоззренческой системе и современного осетинского общества: Уастырджи (покровитель путников и мужчин-воинов), Æвсати (покровитель лесных зверей и охотников), Фæлвæра (покровитель домашнего скота), Сафа (покровитель домашнего очага), Уацилла (покровитель зерна), Курдалæгон (небесный кузнец), Тутыр, Светлый Реком, Мыкалгабыртæ. Тексты песен, посвященных святым покровителям, перекликаются с сюжетами Нартовского эпоса и являют собой молитвенное обращение с просьбами о даровании благоденствия людям:

Æвсати, ратт нын ратт, – бирæ дæм ис

Ихсыд сæртай се стыртæй.

Кæд уымæй нæ дæдтыс, уæд та

Фугæ бынæй сæ къадтæртæй.

О, хъæбатыр Уастырджи, ракур нын ды дæр,

Æвсатийа нæ фæндаг раст цæмæай уа!.. [7, 412].

Авсати, дай нам дай, – у тебя много (лесных зверей)

Самую большую голову (оленя).

Если ты не даешь ее,

Тогда хотя бы самых мелких (зверей),

находящихся под кустарником.

О, великий Уастырджи, попроси и ты

Авсати, чтобы он благословил наш путь!..

(Подстрочный перевод наш. – З.К.)

В приведенном тексте народной песни использована закодированная охотничья лексика, где под «Ихсыд сæртæ» (букв. «стертая голова»), очевидно, подразумевается олень, сбросивший рога, которого и просят охотники в качестве трофея у Æвсати. Если же небесный покровитель не внемлет их мольбам, то просят охотники о даровании хотя бы самых мелких зверей, обитающих в плотных зарослях Рододендрона.

Прославляя Æвсати и небожителей за богатые дары, поет хвалебную песню нарт Хамыц в «Нартовском сказании Сырдона о жизни вождя нартов Хамыца и его смерти»):

Æй, Æвсати! Зæдтæ æмæ дауджытæ,

Сымах стут рæвдауджытæ,

Мах – уæ уазджытæ! [8, 290].

О, Авсати! Небесные покровители,

Вы – наши благодетели,

Мы – ваши гости! (Подстрочный перевод наш. – З.К.)

Эпическими реминисценциями пронизано стихотворение «Всати» («Æвсати»). Произведение было создано Хетагуровым на основе сюжета фольклорной песни об Æвсати и в последствии стало популярнее своего первоисточника. В известный фольклорный сюжет поэт вносит свои стилевые особенности, композиционные приемы, динамику изложения.

«– О, уæрæйдæ, Всати!

Ракæс, рафæлгæс,

Бæрзондæй ныллæгмæ

Хорз нæ бæфадзæхс!

Мах – дæ уазæг, Всати,

Ды – нæ фæдзæхсæг!

Бæрзондæй ныллæгмæ

Ракæс, рафæлгæс!..» [8, 110].

– О, уарайда, Всати!

Щедрый, к нам явись.

Ты на горном скате,

Погляди-ка вниз!

Ты оленя, Всати,

Дай нам в добрый час.

Ты на горном скате,

Ты взгляни на нас!..»

(Перевод А. Шпирт)

Фольклорно-мифологические ассоциации возникают и в поэтическом произведении «Лæскъдзæрæн» («В пастухах»), при упоминании автором Даредзанты хъæу (селение Даредзанов), Иуцæстон уæиг (одноглазый великан), æртæкъахон фынг (треножный стол) – непременный атрибут ритуального застолья нартов, а также Терк-Турчы бæстæ (некая мифологическая страна).

«Терк-Турчы бæстæ – мæ хæтæн» («В стране Терк-Турк – мое обиталище»), произносит великан в стихотворении «Лæскдзæрæн»:

Уастæн, ма стæфса сæ хъармæй

Гас нæртон зымæг,

Чи сæ сарæзта йæ цармæй, –

Нарты Уырызмæг [8, 180].

Кровь пусть тот застудит в жилах

В нартский зимний мрак,

Кто из шкуры зайца сшил их, –

Нартов Урузмаг.

(Перевод Б. Иринина)

В мифологическую страну Терк-Турк отправился нарт Уырызмаг по просьбе своего безымянного сына:

– Поведи меня в такую вражескую страну, в которой ты ни разу еще не воевал.

– Только одна осталась такая страна – Терк-Турк называется она. Нет на свете богаче ее [8, 44].

Женские мифо-фольклорные архетипы нашли свое литературное воплощение в образе Шатаны – матери всех нартов, представленной в нескольких вариантах поэмы Коста «Хетаг», как символ гостеприимства и изобилия:

Тогда Солтан обнял меня.

– Зайди к нам в дом, путник, говорят, бывает голоден.

Наша хозяйка найдет что-нибудь в своей кладовой.

Солтан позвал с порога:

– О, наша любезная хозяйка Шатана!

Фарн к тебе идет, скорее выноси угощение путнику, –

Вот посланник Инала стоит на пороге твоего дома, –

Теперь пусть мне достанется дар за эту благую весть! [8, 397].

(Подстрочный перевод наш. – З.К.)

В стихотворении «Чи дæ?» («Кто ты?»), бесспорно, творческому мышлению поэта способствовали ассоциативные представления, отождествляющие одного из персонажей поэтического произведения – жестокого, двуличного и хитрого отца суженной героя, с известным нартовским героем-трикстером Сырдоном:

Сæрыстыр, æсхъæлдзырд,

Æнæбарвæсон,

Хæдзары – хъæдысырд,

Хъæубæсты – Сырдон [8, 82].

Он высокомерен

Всегда с батраком,

Сырдоном и зверем

Входил он в свой дом.

(Перевод Л. Озерова).

Достаточно подробно освещены учеными-осетиноведами З.М. Салагаевой, Н.Г. Джусойты, Э.Б. Сатцаевым, Р.Н. Абисаловой и др. интертекстуальные связи эпического сказания «Сослан мæрдты бæсты» («Сослан в стране мертвых») и поэмы К.Л. Хетагурова «Уæлмæрдты» («На кладбище»). В символическом контексте мифологических представлений о потустороннем мире, при упоминании Хуры фырт и Мæйы фырт в поэме прослеживается также и космогоническая картина мира, занимающая значительное место в эпических сюжетах.

О значимости нартовского эпоса в этнической культуре осетин неоднократно упоминается в эпистолярном наследии Хетагурова и в этнографическом очерке «Особа». Представляют интерес наброски в записных книжках поэта, являющиеся одной из первых попыток циклизации Нартиады и свидетельствующие о стремлении Коста заложить основы эпической литературы.

История культуры на всем ее протяжении так или иначе соотносилась с мифологическим наследием. В XX в. «возрождение» мифа в художественной культуре опиралось на новое отношение к мифу, как вечно живому началу, провозглашенное «философией жизни», на уникальный в своем роде творческий опыт. По мнению Е.М. Мелетинского: «Мифология стала рассматриваться не как способ удовлетворения любознательности первобытного человека, а как тесно связанное с обрядовой жизнью племени и в значительной мере к нему восходящее «священное писание», прагматическая функция которого – регулирование и поддержка определенного природного и социального порядка, как прелогическая символическая система, родственная другим формам человеческого воображения и творческой фантазии» [4, 4].

Весьма ценно, когда события и явления актуального мира перекликаются с космологическими схемами эпических сюжетов, а также, когда система устного народного предания – основного концепта осетинской филологической культуры, «готово репродуцировать вновь и вновь» (К.-Г. Юнг), образуя в литературном тексте очередной этап языкотворчества, выраженного в новых поэтических формах. В данном контексте представляет интерес мотив «Цыкурайы фæрдыг» («Бусины исполнения желаний») (досл.: бусина, дающая все, о чем попросишь), занимающий значительное место в осетинской «Нартиаде» и оказавший плодотворное воздействие на творческое мышление осетинских писателей. Характерно, что данная реликвия является важной составляющей архаической картины мира осетин, сохранившая свою актуальность и в современной ритуальной культуре.

Согласно преданию, Волшебная бусина появляется на земле во время разгула стихии, сильной грозы, сопровождающейся громом. Исходя из религиозно-мифологических представлений осетин, данное явление объясняется как похищение Солнца неким хтоническим существом – Драконом. Символом Солнца в данном контексте является Цыкурайы фæрдыг, а дракона – змея, чьей добычей становится бусина, упавшая с небес на землю.

Согласно преданию, которое подробно зафиксировано в этнографическом очерке К.Л. Хетагурова «Особа», задача человека – добыть бусину из зева ядовитой змеи, безусловно, с риском для жизни, и только в этом случае она обретает свое функциональное назначение, а именно: исполнять желания, исцелять больных, воскрешать мертвых, дарить изобилие и благополучие, быть источником творческой энергии. В рамках же мифологической мировоззренческой системы восстанавливается мировая гармония, нарушенная вследствие борьбы Света и Тьмы.

Счастливые обладатели Чудесной бусины ревностно оберегают ее от посторонних глаз, храня в самом сокровенном месте своего жилища. О бережном отношении к бусине повествуется и в эпических текстах:

«Хæмыц дардта цыкурайы фæрдыгæн Быценоны, йæ уарзон усы, бон йæ дзыппы, æхсæв та йын уыд хуры чызгау йæ цуры рухс тын, рæсугъд сылгоймаг» [5; 292]. (Хамыц хранил как Чудесную бусину, свою любимую жену Быценон, днем в кармане, а ночью она являлась к нему прекрасной женщиной, подобно дочери солнца, излучающей свет).

В осетинской традиции, лишь раз год в присутствии исключительно членов семьи, с чувством священного трепета извлекают бусину из тайника и выполняют обряд омовения бусины в молоке. Затем, поместив ее в центр трех ритуальных пирогов, совершают благодарственное молитвенное обращение к Богу и Небесным покровителям, одарившим их семью чудесной реликвией. Данный ритуал является подтверждением ее божественного происхождения, вопреки встречающемуся в научной литературе мнению, определяющему принадлежность Цыкурайы фæрдыг к предметам фетишистского поклонения, а соответственно, к низшей мифологии. В эпических текстах мотив Цыкурайы фæрдыг встречается в ряде сказаний: «Сказание Сырдона о битве Батрадза с небожителями и его смерти», «Нартовское сказание Сырдона о жизни вождя нартов Хамыца и его смерти» и др. В сказании «Как Сослан женился на Бедохе» сюжет основан на двух инициационных мотивах:

1) добывание Сосланом невесты и обретение им статуса мужа;

2) смерть Бедохи и ее чудесное воскрешение посредством волшебной бусины для обретения нового статуса – жены:

«И вот видит Сослан, что змея выползла из норы и держит она в пасти волшебную бусину – бусину исполнения желаний. Этой бусиной потерла змея то место, где разрубил ее Сослан, и тут же срослись обе половины, и поползла змея прочь. Но Сослан ударил ее мечом по голове и убил насмерть. Вынул он из пасти ее бусу исполнения желаний и приложил к ране Бедохи. Вздохнула девушка, потянулась и сказала:

– Как долго спала я!» [6, 124].

Показательно, что в осетинской литературе создание первого произведения в жанре одной из сложнейших поэтических форм – сонета также было обусловлено обращением к мотиву Цыкурайы фæрдыг, задавшим творческий импульс поэтическому воображению Алихана Токаева:

Мæнмæ цыкурайы фæрдыг ныр ис, –

Æдзух вæййы мæнмæ æппæт, цы курон;

Уый нæу зæххон, уæларвонтæй у – хурон,

Дзæбæх кæны фыднизтæ, зоны рис.

Нæ ратта уый мæнæн ыстыр Дзывгъис,

Нæдæр та Сафа, Уацилла, Æртхурон.

Æз калмæй байстон уый, уыди фыдхъулон;

Цæхæртæ калгæ, сау маргæй сыгъдис.

Фæндонæй æз фæтæхдзынæн уæларвмæ,

Æркалдзынæн нæ зæхмæ Рухсæй тын;

Мæ аууон зæххыл райдайдзæн хæтын,

Дæлдзæхæн та ныккæсдзынæн йæ арфмæ.

Дунетыл таудзынæн расугъддæр фын.

Æз талынгæн æрхаудзынæн йæ тарфмæ.

У меня теперь есть чудесная бусина, –

И всегда я получаю то, что пожелаю;

Она не земная, небесная – солнечная,

Она исцеляет больных.

Не дал мне ее Великий Дзывгис,

Ни Сафа, Уацилла, Артхурон.

Я отобрал ее у змеи, она была ужасна;

Сверкая, черным ядом горела она.

Взлечу я до небес,

Пролью на нашу землю лучи Света.

Моя тень бродить будет по земле,

И загляну я вглубь подземного мира.

Я брошусь в самую гущу тьмы.

И подарю Вселенной прекраснейший из снов. (Подстрочный перевод наш – З.К.)

В художественном сознании поэта Цыкурайы фæрдыг – воплощение солнечной божественной энергии, проникающей сквозь трехчастную структуру мира (уæларв (небеса), зæхх (земля), дæлдзæх (подземный мир)) и наполняющей вселенную творческой энергией, побеждающей хаос.

Сила художника – в умении «говорить архетипами». «Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов, он охватывает и увлекает; при этом он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечносущего; притом же и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы и через это высвобождает и в нас благотворные силы, которые во все времена давали человечеству возможность выдерживать все беды и пережидать даже самую долгую ночь. В этом – тайна воздействия искусства…» [10, 8–9]. Устойчивый интерес к проблеме фольклоризма в осетинской литературе обусловлен в большой степени самых разнообразных форм и методов фольклорного заимствования. Творческий поиск осетинских писателей неизменно связан с мифоэпическими мотивами. Черпая вдохновение в безграничном мире нартовских сюжетов, проникающих в художественное сознание из глубин вечности, и усматривая неисчерпаемые возможности художественных реконструкций архетипов, авторы литературных произведений на эпическом материале попытались обосновать сакральные смыслы архаической картины мира и представили репрезентацию некоторых мифологических архетипов в художественных образах своих литературных произведений.

Рецензенты:

Фидарова Р.Я., д.ф.н., профессор, главный научный сотрудник отдела фольклора и литературы Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева Владикавказского научного центра Российской академии наук и Правительства Республики Северная Осетия – Алания, г. Владикавказ;

Бекоев В.И., д.ф.н., доцент кафедры русской и зарубежной литературы ФГБОУ ВПО «Северо-Осетинский государственный университет им. К.Л. Хетагурова». РСО – Алания, г. Владикавказ.

Работа поступила в редакцию 07.03.2013.


Библиографическая ссылка

Кусаева З.К. МИФО-ФОЛЬКЛОРНЫЕ ТРАДИЦИИ В ОСЕТИНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ // Фундаментальные исследования. – 2013. – № 4-4. – С. 1005-1010;
URL: https://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=31315 (дата обращения: 29.03.2024).

Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»
(Высокий импакт-фактор РИНЦ, тематика журналов охватывает все научные направления)

«Фундаментальные исследования» список ВАК ИФ РИНЦ = 1,674