Философская проза и поэзия в последние десятилетия привлекают к себе все больший как читательский и общекультурный, так и литературоведческий интерес. Вместе с тем генезис философской художественной прозы - одна из наименее разработанных областей теории литературы.
Проблемы теоретического и историко-литературного осмысления философского пласта в русской классической и современной литературе все более привлекают внимание исследователей. Таким образом, вопрос об истоках философской прозы чрезвычайно значим. Изучение его в неразрывности теоретического и историко-литературного аспектов позволяет обогатить представление о процессе формирования философского потенциала, а также наметить перспективы исследования преемственных связей в творчестве современных писателей.
Многие произведения литературы прошлого и современности характеризуются сегодня как философские. Нестрогое, а подчас и просто бессодержательное употребление этого термина серьезно затрудняет изучение той пограничной между философским научным познанием и преобразовательной деятельностью области творчества, которую можно назвать философским искусством. Казалось бы, оно возникает на границе философского познания и собственно художественного творчества, однако философия и искусство являются специфическими способами отражения бытия. С одной стороны, философия и искусство как явления духовной культуры оперируют фактами, образами эмпирической реальности, причем и в той и в другой области факт возводится в смысл, приобщаясь к единству целого, включаясь в систему особых связей. С другой стороны, философия и искусство имеют прямой выход в общественную практику. Разгадку философского искусства как гибридного образования и изучение его связей с собственно искусством надо искать не в продукте его, а в характере и содержании деятельности, создающей произведения философского искусства.
Кроме очевидного наличия определенной меры философичности (стремления выразить с помощью понятийного обобщения смысл явления, свойственный любому искусству), литература обладает еще и специфической интеллектуальностью, понятийностью слова как материала этого вида искусства. Несмотря на то что в собственно литературе, по словам М.М. Бахтина, «художественное творчество, определяемое по отношению к материалу, есть его преодоление»[1], внутренне присущая слову обобщенность и понятийность, которую можно условно назвать первичной философичностью, присутствует в составе искусства слова и преодолевается. В зависимости от характера художественного мышления, задачи, цели, направленности творческой индивидуальности, писатели извлекают своеобразный эффект из этого свойства слова. «Отвлечение лежит в самой природе логического языка. В каждой своей точке он старается уйти от наличного материала, покинуть индивидуальность и устремиться к общему как таковому».[2] Под философичностью мы будем понимать это стремление к общему через индивидуальное, что в свою очередь порождает качественно нового героя.
Диалектика общего и индивидуального в философской прозе потребовала не «количественного» сокращения индивидуального начала до минимума, она выдвинула на первое место качественно новое ее своеобразие, так как философская проза связана с особым качеством духовной индивидуализации. Стремление к общему при всей своей «прямоте» обретало определенную плоть, т.е. оставалось художественным, а не публицистическим произведением, образом мысли.
Таким образом, мы выявили два различных источника философичности литературы. Причина одного из них - синтетический характер художественной деятельности вообще, соединяющей духовное и практическое, сознание и бытие. Причина второго - интеллектуально-логическое начало в слове как материале литературы. Двух этих моментов уже было бы достаточно, чтобы существовали разные индивидуальные модификации философской литературы, не говоря уже о проникновении философской проблематики в литературу разных эпох.
Однако и в самом способе художественного освоения действительности в литературе есть сфера, отражающая взаимодействие познавательного (философского) и этического моментов. Она связана с понятием художественного содержания литературного произведения. Бахтин так определил понятие художественного содержания: «Действительность познания и этического поступка, входящую в своей опознанности и оцененности в эстетический объект и подвергающуюся здесь конкретному интуитивному объединению, индивидуации, конкретизации, изоляции и завершению, т.е. всестороннему художественному оформлению с помощью определенного материала, мы... называем содержанием художественного произведения».[3]
Этическому моменту принадлежит примат в содержании. Все познанное должно быть соотнесено с миром свершения человеческого поступка. «Этическим моментом содержания художественное творчество... овладевает непосредственно путем сопереживания или вчувствования и сооценки...
Момент познавательного узнания сопровождает повсюду деятельность художественного творчества и созерцания, но в большинстве случаев он совершенно неотделим от этического момента и не может быть выражен адекватным суждением».[4] Даже не будучи выделен, философско-познавательный момент в произведении может способствовать серьезным открытиям в постижении сущности явлений: «Эта внутренняя освещенность эстетического объекта в области словесного творчества от степени узнания может подняться до степени определенного познания и глубоких постижений, которые могут быть выделены эстетическим анализом».[5] Важно не просто выделение в составе художественного содержания познавательного (философского) и этического моментов, но указание на то, что способ их связи в художественном содержании может быть различен.
Для решения вопроса о специфике философской прозы мы прежде всего должны определить характер связи этического и познавательного моментов в составе художественного содержания. Выделив в пределах возможного и нужного теоретический момент содержания в его чисто познавательной весомости, анализ произведения должен помочь выявить особый тип связи его с этическим моментом, роль и значение философского момента в единстве содержания.
Итак, философская проза - это прежде всего художественная проза, если понимать под художественностью «внутреннее качество эстетических феноменов, отличных от других явлений жизни и культурного творчества»[6], причем качество это носит характер органического единства, подобного биологическому творчеству жизни.
Эпитет философская указывает не только на присутствие в составе художественного содержания особо выделенного теоретического философского начала, но, главным образом, на особый характер связи познавательного момента с этическим, на особый способ художественного оформления, синтеза подобных начал. Различный удельный вес философского начала, различные типы связей синтезируемых стихий в составе подобной прозы, различная направленность авторского сознания и особые способы его воплощения - все это должно помочь выделить типы философской прозы.
Формы гибридных явлений разнообразны и отражают специфику национального художественного сознания. Именно для русской культуры ХIХ века философский пафос был чертой, определяющей ее своеобразие. Поэтому вопрос о философском начале как в русской культуре в целом, так и в художественной прозе является одним из актуальнейших.
Можно сказать, что для русской литературы первой трети ХIХ в. характерна как трансформация традиций немецкой и французской философской прозы, так и философичность, имманентная характеру русского художественного сознания. Причем сплав их настолько органичен, что трудно разделить эти две тенденции в развитии литературы.
В. Кожинов, характеризуя два близких и в то же время различных типа европейской культуры ХIХ века, в каждой из которых особо актуально философское начало, отметил: «Немецкое искусство можно было бы назвать «художественной философией» - в то время как русское искусство уместнее определить словосочетанием «философское искусство».[7] Это определение указывает на важнейшую черту русской литературы, а именно: все входящие в состав произведения стихии синтезируются именно на собственно художественной основе. Эстетический, приемлющий все, характер подобного объединения составляет своеобразие русской философской литературы. Все внутренние смысловые, формообразующие связи носят в ней художественный, а не логический характер. Иными словами, подлинная философичность русской литературы воплощается не только в идеях, проблемах, высказываниях героев, а в специфике художественной формы, своеобразии жанра, сюжета, повествования.
Чрезвычайно важным представляется тот факт, что русская философская поэзия, опираясь на уходящие в глубь веков традиции, достигла расцвета в эпоху создания ее классического стиля.
Активизация философских тенденций в прозе приходится на эпоху ее становления, формирования. Во второй четверти ХIХ века в русской литературе складываются основные типы прозы. Неудивительно, что наряду с формами дидактико-аллегорического повествования существуют разновидности философской публицистики, эстетики, критики, а также собственно художественная проза с акцентируемым в ней философским началом на основе анекдота, мифа, сентенции и прочих устных жанров. Различный жанровый генезис многое определяет в русской философской прозе. Так, существуют образцы откровенно экспериментальной прозы, в которой философское начало искусственно привнесено и производит впечатление нерастворенной логической конструкции в художественной ткани произведения, или образной иллюстрации, примера к какому-нибудь авторскому тезису.
В других типах прозы сгущенный аллегоризм, иносказательность и метафоричность обнаруживают связь со стилем скорее поэзии, а не прозы, тогда появляются написанные ритмической прозой лирико-философские миниатюры, приближающиеся к жанрам апологов, стихотворений в прозе, фантазий.
В основе жанрового генезиса философской прозы лежат различные стереотипы устных жанров, а именно: исторический анекдот, пародия, притча, аллегория, бытовой анекдот, лирическая фантазия-миниатюра, быль, проповедь и т.д.
Объединяющей чертой всех типов философской прозы служит рефлективный характер авторского сознания (или сознания повествующего субъекта), такое сознание характеризуется пристальным вниманием не только к объекту воссоздания, но и к самому процессу мышления о нем.
Проблема отношения авторской мысли к объекту становится и предметом, и средством литературного изображения, внутренним формообразующим принципом. Автора в философской прозе интересуют сами закономерности познания, мышления. В прозе этого рода очень сильна дидактико-проповедническая тенденция. Задача автора - внедрить в сознание читателя принципы нравственного освоения бытия, истинного познания; осуществляется это самыми разнообразными средствами. Направленность авторского сознания определяет специфику философской прозы. Здесь можно говорить об особом предмете исследования в философской прозе.
Философская проза предполагает не столько опосредованное картинами, изображением явлений воплощение саморазвития жизни, как в чисто художественной прозе, а, скорее, прямое, концентрированное выражение смысла происходящего, совершающееся в процессе его добывания. Причем способы мышления о мире, пути, по которым движется мысль, становятся особым предметом философской прозы. Часто произведения философской прозы построены на главенстве нравственного и философского тезиса, ясного автору, а повествование подчинено логике его раскрытия. В подобных произведениях мысль подчиняет себе развертывание художественной образности, вернее, является своеобразной доминантой, организующей внутреннюю структуру художественного образа. Необходимо помнить, что главенство понятийной мысли в составе художественного образа есть лишь тенденция, своеобразный смысловой полюс, который на практике никогда не достижим. Словом, философская образность проявляет себя на основе концентрации, укрупнения общего смысла явлений, а также за счет увеличения удельного веса главного героя (героев), сознания повествующего субъекта. В его биографию входят решительно все значительные события, совершающиеся в рамках того социального целого, членом которого он является. Направленность авторского сознания в произведениях философской прозы всегда отчетливо дедуктивна, общий смысл зачастую задан и только уточняется, доказывается, конкретизируется в процессе развертывания художественного образа.
Эта тенденция предполагает рассмотрение основных типов русской философской прозы первой половины XIX века, ведущих к формированию философичности как особого качества художественного образа.
Если ранее речь шла о довольно широкой области «философского искусства слова» в целом, то теперь настало время конкретизировать термин философская проза указанием на его прозаическое качество. Вопрос о формировании русской философской прозы связан не столько с определением ее границ, сколько с выявлением ведущей тенденции развития. Понять, что такое философская проза, можно только обосновав это явление в его взаимоопределении и взаимодействии с другими областями философской литературы, в его собственном единстве и в единстве исторического процесса становления русской литературы 30-х годов XIX в. и последующем ее развитии вплоть до настоящего времени.
Философичность прозы создается не за счет выявления внутренних философских возможностей слова, а благодаря созданию вторичной философичности, особой направленности авторской активности. Философский ракурс видения в прозе осуществляется благодаря тому, что речь как непосредственная действительность создания выступает не только как средство изображения, но и как предмет изображения. Изображающее и изображенное слово вступают в очень сложные отношения. В прозе огромное значение приобретают формы речи, принципы ведения рассказа. Характерной чертой является невиданный рост творческой активности автора, нескованной стилистическим и жанровым каноном. Критерием отбора слов и принципа их соединения в прозе оказывается смысловая направленность авторской активности.
Прозаическое слово строится на более сложной основе, чем поэтическое. Это простота и лаконичность, требующие большого искусства и несущие в себе глубокий эстетический смысл. В ритме прозы объективируется ход бытия и сознания. Прозаик стремится преодолеть обобщенность слова, заставить его выражать предельно узкое, особенное значение. Слово в прозе более индивидуально, чем в простом разговоре, за счет этого достигается его точность.
Ярче и последовательнее всего возросшая роль авторской активности проявилась в художественном вымысле. Если в собственно художественной прозе вымысел создает новые факты, явления, то в философской прозе - способствует новому способу видения и мышления. Сфера философской прозы - мир человеческого сознания, вымысел создает здесь необычный ракурс изображения, новизну авторской позиции, ее особую динамичность.
Главное в философской прозе не в том, что «глубокие художественные идеи обнажено выходят на поверхность»[8], а в том, что точкой отсчета в ней становится процесс мышления, сознания. Важна не идея сама по себе, а прослеживание разнообразных ходов сознания, их объяснение и осмысление, а иначе говоря, процесс, мысль о мысли, конкретные же картины, явления, жизненные ситуации в подобном произведении обретают удвоенную ценность и призваны объяснить, подтвердить ход мышления автора или героя, направленный на постижение философии жизни.
То, что в художественной эпической прозе являлось основным, здесь, включенное в новые связи, становится опосредованным фактором в цепи поисков героем доказательств, размышлений о сущности явления. Конечной целью философской прозы является не производство и пропаганда идей, изречение суждений, сентенций, афоризмов, как это утверждает В. Кожинов. Афоризмы и сентенции являются мощными катализаторами для сознания, выступают средством художественно-философского обобщения, укрупнения масштаба изображения - осмысления. Однако цель философской прозы - художественное осознание закономерностей и случайностей процесса сознания, мышления, а не изображение идей.
Философская проза, как и всякое искусство, берет человечески значимый путь мышления, «идею, ставшую страстью». Для нее в самом ходе сознания проявляется целостное состояние мира, ее интересуют те моменты мышления, в которых проявляется родовое человеческое начало, его всеобщий смысл.
Философская проза - это тоже целостное освоение мира; но призмой, через которую смотрит на мир художник, выступает не факт, не явление, а динамика общественного сознания, воссозданная в ее индивидуальных противоречивых формах. Повествование в философской прозе не является «прямым воплощением художественных мыслей» автора[9], потому что такое самовыражение было бы аналогично отвлеченному созерцанию абстрактного мышления. Философская проза представляет собой явление искусства, а следовательно, соединяет в себе познание и действие. Автор философской прозы не столько формирует свои мысли о мире, сколько выявляет общее состояние действительности, исследуя динамику общественного сознания.
Итак, эстетическое кредо философской прозы заключается не в художественности раскрытия общефилософских положений и тем более не в иллюстрировании философских тезисов. Философская проза рождается как единственно возможная форма открытия и воплощения глубин общечеловеческого, универсального содержания. Трагический разрыв между общесоциальными и индивидуально-личностными ценностями в прозе подобного типа преодолевается утверждением нравственных ценностей в соотнесенности человеческого сознания с мировым порядком и мировой гармонией. Именно этот универсально-общечеловеческий план становится ценностным центром философской прозы и определяет ее жанрово-стилевую структуру. Наиболее существенным достижением эстетики философской прозы явилась установка этого типа прозы на воссоздание процесса мышления и целостности мыслящего человека, которая, конечно, не сводима ни к каким чисто логическим выводам и итогам этого размышления.
Таким образом, не претендуя на исчерпывающее осмысление теоретического аспекта философской прозы и окончательные выводы, мы попытались, опираясь на достижения современного литературоведения, дать определенное осмысление этой актуальной на сегодняшний день проблемы, осознавая, что она не только представляет историко-литературный интерес, но и требует дальнейшего теоретического осмысления.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
- Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1975.
- Кожинов В.В. Немецкая классическая эстетика и русская литература //Традиция в истории культуры. - М., 1978.
- Кожинов В.В. Происхождение романа. - М., 1963. - С.408.
- Палиевский П.В. Внутренняя структура образа //Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении. - М., 1962.
- Роднянская И.В. Художественность //Краткая литературная энциклопедия. - М., 1975.
[1] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. - С.46
[2] Палиевский П.В. Внутренняя структура образа //Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении. М., 1962. Кн. 1.9. - С.89.
[3] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. - С. 32
[4] Бахтин М.М. Там же. - С. 37,38.
[5] Бахтин М.М. Там же. - С. 39.
[6] Роднянская И.В. Художественность // Краткая литературная энциклопедия. М., 1975. Т. 8. 10. Стб. 339.
[7] Кожинов В.В. Немецкая классическая эстетика и русская литература // Традиция в истории культуры. М., 1978. - С.193
[8] Кожинов В.В. Происхождение романа. М., 1963. - С.408.
[9] Кожинов В.В. Происхождение романа. М., 1963. - С.408.
Библиографическая ссылка
Еремеев А.Э. ФИЛОСОФСКАЯ ПРОЗА КАК ФЕНОМЕН РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ // Фундаментальные исследования. – 2005. – № 4. – С. 19-23;URL: https://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=5920 (дата обращения: 24.04.2024).