В данной статье автором исследуются религиозно-мифологические верования гребенских казаков, специфичность их мировосприятия, что обеспечивает целостную интерпретацию генезисных и бытийных структур как особого способа познания их этнической картины мира. Как известно, именно через мифы происходило познание и осмысление человеком всего сущего и окружающего его мира. Консолидируясь с Г.В. Косовым, подчеркнем, что духовная доминанта и система верований любой этнической общности, связанной природной зависимостью, являясь духовным ядром, кодом и матрицей традиционной культуры, устойчивы во времени, и в отличие от быстро меняющегося социального бытия, специфичны для определенной цивилизации, или этноса [14]. Это и подтверждает, что именно религиозно-мифологические верования и представления, наиболее рельефно воплощаясь в ритуально-обрядовых традициях, образуют духовное ядро этноса.
Прежде чем перейти к рассмотрению религиозно-мифологических верований гребенских казаков, напомним, что гребенские казаки в период освоения территории Северного Кавказа, оказавшись в определенной изоляции от славянского мира, долго и ревностно сохраняли и отстаивали старообрядческие религиозные традиции, унаследованные ими от языческих верований своих древних предков. Представляя особый тип соединения христианства с традиционными языческими представлениями об окружающем мире, старообрядчество гребенских казаков запечатлело ярко выраженные пласты восточнославянского язычества, которые оказались тесно переплетены и включены в христианскую обрядность. Казаки-старообрядцы вели достаточно замкнутый образ жизни, пытаясь отгородиться от «мира Антихриста», редко роднились с православными, не брили бород, выказывали отвращение от трубки, демонстрировали равнодушие к обрядам православной церкви, поклонялись иконам старой живописи и благоговели к книгам до никоновского издания [6; 9, 75–76]. В то же время у гребенцов-старообрядцев наблюдались несовместимые с точки зрения православного человека вещи: «определенная замкнутость быта сочеталась с постоянным «якшанием» с иноверцами» [12, 111]. Казалось бы, христианская идеология и военизированное сословие – несоединимы, однако казачество нашло в христианстве такие стороны, которые не просто помогали ему в единении, но и в сохранении образа жизни. Как известно, русская религиозная традиция всегда чтила воинов-заступников, людей самоотверженных и готовых отдать жизнь за других. Христианский идеал«нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» стал одним из основополагающих у казачьих общин. Представления о загробном мире, вера в то, что отдавшие жизнь за веру, царя и Отечество окажутся в раю, придавали казакам особое бесстрашие, которое проявлялось в их пренебрежении к смерти, что подтверждают многие документы, песенные тексты и этнографические записки. По замечанию Г.А. Ткачева, «казак не боится смерти и в любой момент готов умереть, взяв конец бороды в рот, и таким образом причаститься» [20, 103]. По меткому замечанию Н.Н. Великой, старообрядчество на Тереке возникло не из противостояния и непримиримости, а естественным путем, поскольку в отличие от организованных старообрядческих толков, оно само по себе не содержало антикрепостнического, антигосударственного, или антицерковного настроения [4].
Таким образом, к религиозным особенностям гребенских казаков можно отнести то, что старообрядцы считали себя хранителями древнерусских обычаев и традиций, и в силу этого в религиозных традициях гребенцов особым образом совместились язычество и православное христианство, что, по мнению дореволюционных исследователей, придавало им нравственную силу и гордость [19, 252].Это дает основание рассматривать религиозную систему гребенских казаков, по определению Н.Н. Великой, «как один из вариантов народного христианства» [5, 16–19].
Религиозные старообрядческие традиции и верования гребенских казаков естественно отпечатались в их ритуально-обрядовых традициях и мифологических представлениях. В оценке специфики мифологических представлений гребенских казаков мы исходим, безусловно, из анализа этнографических материалов, опубликованных еще дореволиционными авторами (Ф.С. Гребенц, Г. Малявкин, Т. Рогожин и др.) и из материалов полевых исследований. Следуя традициям восточнославянской мифологии в оценке природы как мифологической первоосновы в познании сущности окружающего человека мира, следует отметить, что характерными чертами гребенской мифологии являются также нерасчлененность природы и человека, неспособность абстрагироваться от конкретного, что особенно рельефно нашло свое воплощение в песенном фольклоре. Этнографические описания примет, суеверных обычаев гребенских казаков говорят прежде всего об архаичности их мифологических представлений. Г. Малявкин, отмечая первобытность старинных верований гребенцов, в своих очерках указывает: «казаки считали, что земля имеет форму блина, а на конце ее каменная стена»; или «земля покоится на ките, от телодвижений которого и происходят землетрясения» [15, 50]. Природа для казаков существовала в пространстве и времени, где человек считал себя находящимся в родственных связях с природными явлениями, почитая своих предков и преклоняясь перед силами природы. Также как и славяне-язычники, гребенцы одухотворяли и олицетворяли силы природы, что нашло отражение в древне-русских и казачьих былинах. Все явления природы (море, скалы, рыбы, звери, птицы) являлись активными действующими силами и равноценными участниками жизненных событий и с сопричастным им человеком. Мифологические представления о языческих богах и различных персонажах нечистой силы унаследованы гребенскими казаками изначально у древних славян, а позже заимствованы и у северо-кавказских народов. Свое особое место в мифах занимает так называемая низшая мифология, в состав которой входят духи растительности, злокозненные или антивалентные по отношению к людям существа, именуемые нечистой силой, которые затем перешли в фольклорные персонажи. Однако, несмотря на традиционность и общие схожие черты, мифология гребенцов имеет и характерную особенность, которая проявилась в своеобразных представлениях о леших и русалках, не традиционных для южных русских. Так гребенцы верили в лобасту, нагую женщину с отвислыми грудями, закинутыми на спину, которая «наводит страх на людей, живет в болотах, омутах, захватывает идущих мимо и щекочет, иногда до смерти» [16, 63–64]. Анализируя описание Т. Рогожина, невольно обращается внимание на название, внешний облик, гендерную принадлежность, локус обитания и функции этого демонологического персонажа. Подобные представления о страшных косматых женщинах, обитающих в водоемах или лесах, были характерны для северных русских. Однако их называли водяными чертовками, а слово русалка, по мнению В. И. Дынина, им было неизвестно [11, 111–117]. У гребенцов, по-видимому, «северный» образ лобасты возник не без влияния албасты - злого демона, связанного у тюркских народов с водной стихией, который стал именоваться у казаков лобастой [2, 58]. У кумыков демон албаслы (къатын) являлся олицетворением злого, враждебного человеку начала [7, 325], который по поверьям и описаниям практически идентичен казачьей лобасте. Ногайцы представляли албасту в том же, но несколько варьированном образе женщины [13, 122–124]. Обобщая, можно заключить, что мифологический персонаж лобасты у гребенских казаков испытал определенное влияние тюркской мифологии, наложившейся на первоначальную восточнославянскую основу. С течением времени в связи с переоценкой роли божеств и перехода некоторых из них в разряд демонов, позитивные характеристики этого мифологического персонажа приобрели негативный оттенок. По мнению Р.И. Сефербекова, сходство представлений о лобасте у казаков и северо-кавказцев указывает как на ареальные контакты, так и на глубокую древность данного персонажа [18, 49]. Поэтому генетическим ядром мифологии гребенских казаков явилась, на наш взгляд, славянская мифология с более поздним заимствованием мифологических верований и представлений северо-кавказских народов.
В процессе сопоставления выводов Н.А. Архипенко и анализа материалов экспедиций по станицам терских и гребенских казаков станиц обнаружено много схожих элементов в мифологических верованиях донских, терских и гребенских казаков. Консолидируясь с Н.А. Архипенко, мы так же отмечаем неоднородный состав верований и наличие элементов языческой и христианской семиотических систем [1]. У гребенских казаков, как и донских, обнаруживаются следы христианских элементов в комплексе языческих верований на различных его уровнях. Так, например, водяной, домовой, ведьма, с одной стороны, и господь, сатана, чёрт – с другой, в сознании носителя уживаются в рамках одной системы представлений. Включение христианских персонажей в систему верований казаков обусловлено интерпретацией мифологических образов как относящихся или не относящихся к нечистой силе. Так, гребенцы молились Нифонту и Мирону об изгнании лукавых духов [16, 65].
В верованиях гребенских казаков так же, как у донских казаков, помимо прямых наименований мифологического персонажа, обнаруживаются косвенные, генетически восходящие к язычеству и христианству. Старожилы станицы Червленной называют огненного змея чёртом. При восприятии огненного змея как одной из ипостасей чёрта в его характеристиках так же звучат языческие и христианские мотивы. Христианские представления о младенцах как о безгрешных, непорочных существах являются общими сходными чертами, характерными для гребенских, терских и донских казаков. Христианскими по происхождению являются и некоторые способы избавления от огненного змея: сходить в церковь, прочитать молитву, облить тоскующую женщину святой водой [10].
Сопоставление научных выводов А.Н. Архипенко на Дону и результатов анализа этнографических материалов на Тереке позволяет выявить специфическую особенность и в характеристике домового. И здесь обнаруживаются схожие черты в мифологических верованиях донских казаков станицы Раздорской и гребенских казаков. Христианские классификаторы при характеристике домового, по справедливому замечанию А.Н. Архипенко, часто носят взаимоисключающий характер даже в пределах одного населенного пункта: персонаж может восприниматься как представитель нечистой силы или же как не имеющий к ней отношения. Это же было обнаружено у терских и гребенских казаков. Относя домового по функциональным характеристикам к нечистым существам, информаторы подчеркивают его способности совершать вредоносные действия по отношению к человеку, что является первым признаком нечистой силы и включает домового в состав христианских персонажей, являющихся антиподами Бога. Однако восприятие домового относится и к другой группе, где домовой наделяется ценностями хранителя дома. По рассказам казаков, домовой проживал в подпечнике или в углу под веником и его именовали «хозяином» [10]. Особыми церемониями был обставлен переход семьи в новый дом. Глава дома отправлялся в хлев, читал молитву Богородице, вынимал из старых ясель кол и говорил: «Мой домовой, пойдем со мной». После чего приносил и втыкал кол в новые ясли и зажигал в новом доме свечу. Считалось, что если «домой возненавидит хозяина, то душит его по ночам, заезжает лошадей, мучает рогатый скот…» [16, 61–62].
Положительный христианский классификатор используется и при определении генетических особенностей и интерпретации такого мифологического персонажа терско-гребенской традиции, как домовая змея (уж). Б.А. Рыбаков называет ужей «покровителями дома, посредниками между небом и землей, которые, кроме того, так же, как и солнце, являлись показателем времени» [17, 125]. В терско-гребенской традиции уж соотносится с понятием «святость», а его происхождение связывается с Богом, что красноречиво описывает одна из легенд. Старожилы гребенских станиц рассказывали, что убивать ужа большой грех. Схожесть мифологических верований гребенцов и донцов, имеющая, безусловно, древние корни, может быть обоснована и объяснена одной из версий происхождения гребенцов, согласно которой гребенцы «происходят от донских казаков, живших в XVI веке между р. Донцом и Калитвой у Гребенских гор» [3, 7], как раз в местечке Раздоры. Эта схожесть совершенно очевидна и прослеживается в их речевом диалекте.
Таким образом, изучение верований и мифологических представлений гребенских казаков, некоторый сопоставительный анализ с верованиями донских казаков показывает, что система религиозно-мифологических верований и представлений гребенских казаков сложна и неоднородна. В их системе нашли отражение языческие религиозно-мифологические верования древних славян, вполне обоснованно обнаружены общие черты с донскими казаками, а также определены некоторые мифологические заимствования соседних горских народов. Однако глубина общего и различного в мифологии гребенцов, их специфичность может быть выявлена в рамках отдельного исследования, что и определяет научные перспективы.
Рецензенты:
Грузков В.Н., д.ф.н., профессор, ГБОУ ВПО «Ставропольский государственный педагогический институт», г. Ставрополь;
Косов Г.В., д.пол.н., профессор, ФГБОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет», г. Пятигорск.
Работа поступила в редакцию 14.08.2014.
Библиографическая ссылка
Григорьев А.Ф. РЕЛИГИОЗНО-МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ВЕРОВАНИЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ГРЕБЕНСКИХ КАЗАКОВ В КОНТЕКСТЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 9-8. – С. 1881-1885;URL: https://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=35160 (дата обращения: 20.04.2024).